Кроме редких угонщиков из независимых банд, вроде Спайка О'Доннела, спиртоносным конвоям Торрио никто не докучал; более того, когда перевозке подлежала особо ценная партия груза, в подкрепление к охранникам из числа гангстеров добавлялись и отряды полицейских. Масштаб коррумпированности властей достиг ужасающих размеров. Торрио щедро тратился на избирательные кампании и покупал всех – полицейских, агентов по соблюдению сухого закона, судей, политиков, чиновников города и округа. Сотни людей получали от него деньги еженедельно на специально для этого учрежденном пункте. У Торрио были все причины утверждать: «Полиция принадлежит мне». Конечно, были и чиновники, которые отказывались сотрудничать с гангстерами. Морган Коллинз, бывший начальником полиции с 1923-го по 1927 год, получал предложения, в которых звучали суммы по тысяче долларов в день или по сто тысяч в месяц, только за невмешательство в дела Торрио. Е.С. Еллоули, федеральный управляющий штата Иллинойс по сухому закону, отказался принять сумму в двести пятьдесят тысяч долларов за остановку процесса по закрытию одного перегонного завода. Уильям Во, окружной прокурор Соединенных Штатов, получал предложения с суммами в пятьдесят тысяч за остановку судебного процесса над некоторыми из влиятельных гангстеров по нарушению закона Вольстеда. Но в общем Джонни Торрио полностью управлял политическими машинами Чикаго и округа Кук и, в несколько меньшей степени, федеральными агентами, ответственными за эти территории, во время первого и второго срока правления мэра Уильяма Томпсона, так же как и Аль Капоне – во время его третьего срока. Уголовная экспертиза Иллинойса гласила: «В кругах, близких к Капоне, было хорошо известно, что он немало поспособствовал избирательной кампании Томпсона»
[27]
. Типичную демонстрацию силы Торрио Чикаго наблюдал в 1923 году, когда Джонни заставил губернатора Иллинойса Лена Смолла помиловать Гарри и Альму Касик, признанных виновными в сводничестве. Последние даже и не начали отбывать наказание.
Расходы Торрио, даже за вычетом огромных сумм, тратившихся на обеспечение покровительства властей, составляли не менее тридцати тысяч долларов в неделю. Доходы же от различных криминальных предприятий никто никогда точно не подсчитывал, но свидетельства, получаемые время от времени властями, указывали на то, что суммы их были огромны. В 1924 году чикагская «Дейли ньюс» писала, что договоренность Торрио с пивоваром Джозефом Стенсоном принесла Стенсону сорок восемь миллионов долларов за четыре года. «Доходы же разностороннего Торрио никто никогда не рисковал подсчитать», – резюмировала газета. При обыске в «Форте» в Стикни в 1926 году полиция конфисковала записи, из которых следовало, что средняя еженедельная чистая прибыль с этого кабака с момента его основания составляла пять тысяч долларов. Кабак «Клен» в Форест-Вью приносил почти столько же, и было подсчитано, что с каждого из остальных пригородных заведений Торрио и Капоне получали по три тысячи еженедельного чистого дохода. В конфискованных во время обыска в штабе гангстеров – который в 1923 году был перенесен из «Четырех двоек» в изысканный офисный комплекс на Мичиган-авеню – бухгалтерских книгах были перечислены доходы от продажи виски, пива и вина в три миллиона долларов ежегодно. Но эти конкретные бухгалтерские книги составляли лишь малую часть от общей бухгалтерии синдиката; по подсчетам полиции, общий ежегодный доход от производства и продажи спиртного составлял не менее тридцати миллионов долларов. Окружной прокурор Соединенных Штатов Эдвин Олсон заявлял журналистам, что Торрио и Капоне оперировали общей денежной массой в семьдесят миллионов долларов ежегодно.
7
Когда полиция пришла в деморализованное и беспомощное состояние и вся система охраны правопорядка оказалась в коллапсе, годами прятавшиеся по темным углам преступники смело вышли на свет. Бандиты грабили банки по всему Чикаго при свете дня, не считая нужным даже надевать маски. Дежурные в полицейских участках уставали регистрировать задержания – каждую ночь арестовывали по сто – двести человек. Грабители поделили город на сектора и по размеренному плану ночь за ночью без помех обходили дом за домом. Скупщики краденого вместе с ворами приходили в магазины и указывали, что и за сколько они отсюда купят. Карманники и мошенники переживали расцвет, какого не видывали со времен первой Всемирной ярмарки. Ограбления инкассаторов стали обычным делом, и для перевозки денег от магазинов в банки стали требоваться бронированные автомобили с вооруженной охраной. Автомобили угоняли тысячами. Водителей останавливали и грабили прямо на оживленных улицах. Стоило женщине в ночном клубе или театре продемонстрировать драгоценности, как по дороге домой ее обязательно грабили. Богатые женщины вообще перестали выходить из дому иначе как в сопровождении вооруженной охраны.
Казалось, что Чикаго населен одними гангстерами. Они убивали друг друга – за четыре года их таким образом погибло двести пятьдесят; их убивала полиция – сто шестьдесят за тот же промежуток времени; они устраивали пальбу в салунах ради развлечения, бросали бомбы, именуемые «ананасами». В малонаселенных районах гангстеры тренировались на меткость в стрельбе из автоматов; игнорируя все правила дорожного движения, носились в больших автомобилях; шлялись по деловой части города, едва прикрыв торчащие из карманов пистолеты. Они командовали полицией, судьями, прокурорами, обращались за помощью к друзьям, имевшимся у них в городском управлении и окружном суде. А обедали в дорогих ресторанах и кафе, восседали в опере и театрах со своими одетыми в меха и платья из Парижа женами и любовницами. Гангстеры развлекали политиков и городских чиновников «валтасаровыми пирами» стоимостью в двадцать пять тысяч долларов; устраивали вечеринки, на которых гости поливали друг друга шампанским по двадцать долларов за бутылку, открывая по тысяче таких бутылок за вечер. Гангстеры были повсюду – кроме тюрьмы. И все при деньгах – редко кто из них не имел пяти тысяч долларов в кармане. Тысяча долларов на их языке называлась «гранд», или «гран»; сотенные бумажки – «листами», четвертные – «два куска». Пяти-, десяти– и двадцатипятидолларовые считались мелочью – их давали мальчикам-продавцам газет и девочкам, принимавшим шляпы в ресторанах.
«Все это газетные сплетни», – говорил Большой Билл Томпсон, мэр Чикаго.
8
Весной 1924 года Джонни Торрио и Аль Капоне были на высоте, но на горизонте уже маячила серьезная угроза для них обоих. Угрозу эту звали Дайон О'Бэньон. В детстве О'Бэньон пел в хоре мальчиков в соборе Святого Имени и отличался кротким и послушным нравом; повзрослев же, стал безрассудным, веселым убийцей, одинаково хорошо владевшим обеими руками и обожавшим цветы. В петлице он всегда носил гвоздику, а в трех специально вшитых в его дорогую одежду опытными портными карманах – три пистолета. Глава полиции Морган Коллинз называл О'Бэньона «первым преступником Чикаго» и обвинял его в убийстве или в организации убийства двадцати пяти человек. Но ни за одно из этих преступлений он ни разу не попал под суд, потому что имел друзей – политиков. В этом он не сильно уступал Торрио или Капоне. Особенное влияние О'Бэньон имел в Сорок втором и Сорок третьем округах севера Чикаго, в течение многих лет он со своими людьми обеспечивал в этих районах полную поддержку демократам.
