Глава 2
В этот же день мэтр Гийом, виконт и де Тенорио отправились в местечко Воклюз, где находилось тихое поместье Франческо Петрарки. Двигались по направлению к заснеженной горе, так восхищавшей дона Хуана.
Стояло мягкое июньское утро, наполненное ласковым солнцем Прованса. Все ехали шагом, благо до Воклюза было рукой подать, а неспешная езда позволяла вести беседу.
– Мэтр Франческо – священник, который не отслужил в своей жизни ни одной мессы, – рассказывал мсье Гийом.
Было видно, что он вовсе не испытывает к своему прославленному заказчику того пиетета, который испытывал виконт Нарбоннский.
– Как же он стал священником? И зачем? – удивился дон Хуан.
– Как зачем? – усмехнулся мастер. – За стихи, сударь, денег не платят. Вот кардинал Джиованни Колонна и решил материально поддержать своего дружка. Ведь священнику положены бенефиции.
– Что-что? – переспросил Тенорио.
– Бенефиции. То есть доходы с земельных угодий, – пояснил мсье Гийом. – А Петрарка вместо благодарности ухитрился поссориться со своим благодетелем. Правда, они вроде бы успели помириться, перед тем как Колонна помер от чумы… Вообще, странный человек этот ваш мэтр Франческо. Хороший поэт, а постоянно брюзжит, ругает наш прекрасный город Авиньон. Говорит, что это мерзейший из городов, подобие ада. Чем ему не угодил Авиньон? Не понимаю.
Виконт по большей части хранил молчание. Дон Хуан не переставал поражаться: как это простой камнерез осмеливается держать себя чуть ли не на равных с таким вельможей, как виконт Нарбоннский? Тенорио не понимал, что люди искусства стоят во Франции столь высоко, что даже принцы крови почитают за честь принимать их в своих домах.
– Скажите, а кто та женщина, чей профиль изображен на облачном агате? – спросил дон Хуан.
– Это мадонна Лаура, муза мэтра Франческо, – ответил за мсье Гийома виконт Нарбоннский. – Ей он посвятил все свои сонеты. Она умерла от чумы около трех лет назад. Здесь, в Авиньоне.
– На самом деле в девичестве ее звали Лора де Нов, а в замужестве – Лора де Сад , – счел нужным уточнить мсье Гийом. – Я делал для нее несколько гемм и камей. Господин Петрарка слегка поэтизировал ее имя, ведь «Лаура» созвучна «лавру». Кстати говоря, она вовсе не была так уж красива. Довольно простое лицо, заурядная фигура… Просто я тоже в своем роде поэт, и, работая над камеей, старался смотреть на эту женщину глазами мэтра Франческо. Надеюсь, он узнает в каменном профиле свою музу. Между прочим, мсье Жуан, я не из пиетета называю ее музой мсье Петрарки. Только муза, и больше ничего!
– Это как? – спросил дон Хуан.
– А так. Между ними никогда ничего не было. По-моему, они даже ни разу не общались. Господину Петрарке это было не нужно.
Дон Хуан был потрясен. У него не укладывалось в сознании, что можно всю жизнь любить женщину и даже не сделать попытки покорить ее. Не иначе этот Петрарка просто неспособен на близость с представительницами прекрасного пола. Тогда понятно, почему он стал монахом…
– Нет, вы не подумайте, Петрарка – нормальный мужчина, даром что монах, – словно угадал его мысли мсье Гийом. – У него незаконная дочь в Италии, а еще, говорят, где-то есть сын…
Дорога пошла вверх, и вскоре вдали, на холме, показались черепичные крыши Воклюза, церковь с остроконечным шпилем. Ветер донес блеяние овец и крик петуха. Въехали в рощу. По камням струился широкий ручей, от которого повеяло прохладой. Кричали чибисы. Вспугнутая ржанием коней, тяжко раскинув крылья, взлетела цапля.
– Кстати, вы знаете, мэтр Франческо называет себя гражданином рощ, – сказал виконт Нарбоннский. – Не правда ли, поэтично? Дайте-ка припомнить… Ммм… Ага! Вот! Слушайте: «Города – враги моим мыслям, а леса – друзья… В городе я совсем другой человек, нежели в деревне. Тут я повинуюсь природе, а там – чужому примеру». Это мэтр Франческо написал в своем трактате об уединенной жизни.
– Он пишет трактаты?
– По большей части. И, между прочим, ставит их куда выше, чем свои знаменитые сонеты.
Дорога свернула к скалам, и они увидели над ручьем одинокую фигуру, облаченную в коричневый шерстяной балахон с капюшоном – одеяние монахов-францисканцев. Человек удил рыбу. Поплавок из перьев сносило потоком, и рыболов то и дело подтягивал снасть вверх по течению.
– Это он! – воскликнул виконт.
Всадники спешились, и Нарбонн первым пошел к королю европейской поэзии. Дон Хуан наблюдал, как вельможа почтительно подходит к полному, высокому мужчине лет пятидесяти.
– Приветствую вас, венценосный стихотворец! – громко возгласил виконт.
– А, это вы, Нарбонн, – обернулся Петрарка; в голосе его послышалось некоторое пренебрежение.
Мэтр Гийом наклонился к уху Тенорио.
– Слышали? – прошептал он, усмехнувшись. – Сколько высокомерия у этого мсье Франческо! Знаете, как он говорит? Это, мол, только так кажется, что я живу при папах, королях и виконтах. На самом деле они живут при мне! Каково, а?
Тенорио сделал неопределенный жест.
– Чем выше положение собеседника, – продолжил ювелир, – тем демонстративнее он выказывает свое превосходство. Так что мой вам совет, дон Жуан: старайтесь казаться скромнее, и вы заслужите симпатию Петрарки. Не говорите о своей высокой должности!
«Нужна мне его симпатия! – усмехнулся про себя дон Хуан. – Не понимаю, отчего сильные мира сего набиваются в друзья к поэтам? Ну, рифмует человек разные слова. Какой же это подвиг? Разве он заслуживает славы и поклонения? Не полководец ведь, в конце-то концов!»
– Вы привезли камею? – между тем спросил Петрарка у мсье Гийома. – Показывайте скорее!
– Позвольте, мэтр Франческо, представить вам нашего гостя из Севильи: дон Жуан де Тенорио, – произнес виконт Нарбоннский.
Петрарка сухо кивнул: ему не терпелось оценить работу мэтра Гийома. Тот достал небольшую деревянную шкатулку и протянул ее Петрарке. Поэт пристально вгляделся в женский профиль. Все молчали. Глаза Петрарки увлажнились.
– Да, это она, – прошептал он. – Это изображение столь же прекрасно, как оригинал!
Мэтр Гийом удовлетворенно наклонил голову: теперь он был уверен, что получит за свой труд сполна. Придирчивость и прижимистость короля поэзии была известна далеко за пределами Прованса.
Дона Хуана заинтересовали результаты рыбной ловли, в свое время он пристрастился к этой забаве вместе с инфантом доном Педро. Тенорио заметил в траве одинокую рыбку – узкую, покрытую красными пятнышками. В Гвадалквивире такая рыба не водилась, но дон Хуан знал, что это форель, обитающая в горных ручьях.
– Скудный у меня улов, не правда ли? – обратился к нему Петрарка.
Дон Хуан пожал плечами.
– А на что вы ловите, мэтр Франческо? – поинтересовался он.
– На червя, – ответил поэт. – Иногда – на короеда.
