На те деньги, что дарил ей король, Мария де Падилья основала неподалеку от Мадрида, в Дестервилло, женский монастырь Святой Клариссы. И, родив дону Педро вторую дочь – Констансу, неожиданно без ведома короля удалилась в эту обитель. Мария написала Педро Жестокому, что она намеревается до конца дней своих молить Бога о прощении ей незаконного сожительства с кастильским самодержцем. И днем и ночью Мария де Падилья просила Всевышнего не карать ее маленьких дочерей в наказание за грех матери.
Король воспринял это искреннее покаяние своей любовницы за обычный женский каприз (хотя Падилья никогда не была капризной). Он стал действовать, откровенно попирая законы божеские и человеческие. Для начала дон Педро приказал трем кастильским епископам вынести соборное постановление о недействительности его брака с Бланкой де Бурбон.
Епископы Саламанки и Авилы, памятуя о том, что король приказал казнить уже нескольких священнослужителей, подчинились Педро Жестокому. Брак между кастильским королем и французской принцессой объявили расторгнутым.
Через несколько дней Педро Жестокий обвенчался с «первой встречной» – молодой и красивой Хуаной де Кастро, вдовой губернатора Бискайи Диего де Гаро. Ее провозгласили новой королевой Кастилии. Она тоже любила дона Педро и старалась чаще попадаться ему на глаза. Вот и подвернулась под руку в тот злополучный для нее день. Проведя с очередной женой брачную ночь (после которой родится сын Хуан), король отправил ее в пожизненное заключение. «Королева одной ночи» – так прозвали Хуану де Кастро в народе. Ее родной брат Фернандо де Кастро обрадовался возможности использовать формальный предлог: мол, его сестра хоть и томится в неволе, однако остается официальной королевой Кастилии! Он предал Энрике Трастамарского, прибыл к дону Педро и принес ему присягу. И получил то, на что рассчитывал: презрительно усмехнувшись, дон Педро пожаловал ему высокий воинский чин. Дон Фернандо до конца своих дней сражался на стороне короля Кастилии.
Между тем расторжение Доном Педро брака с Бланкой де Бурбон и заключение под стражу Хуаны де Кастро возмутили многих кастильских вельмож. В первую очередь – другого брата «королевы одной ночи», Переса де Кастро. Он пригласил старших бастардов в Сьюдад-Родриго, и они обратились к королю с требованием восстановить Бланку де Бурбон в правах королевы Кастилии, а Марию де Падилья и всех ее родственников отправить в ссылку. На этот раз мятежников открыто поддержали французский король Иоанн Добрый и папа римский Иннокентий VI.
Все прекрасно понимали, что эти требования невыполнимы. Они были выдвинуты исключительно как повод к предстоящей войне и вторжению французских войск в Кастилию. (Перес де Кастро, в отличие от своего брата Фернандо, перешедшего на сторону Педро Жестокого, в результате демарша против короля лишился своих владений в Галисии, а затем и головы.)
Шли дни, однако Мария де Падилья не возвращалась к дону Педро. Тогда он сам поехал в монастырь Святой Клариссы в Дестервилло и на коленях вымолил прощение у своей единственной по-настоящему любимой женщины. Они вместе вернулись в севильский королевский дворец Алькасар.
* * *
А что же делал в это время дон Хуан де Тенорио?
Во время большей части описываемых событий он пребывал вдали от родной Севильи: король назначил своего друга послом Кастилии и Леона в Неаполитанское королевство. Впрочем, для того чтобы снова отправиться на чужбину – как говорится, «от греха подальше», – дону Хуану потребовалась вся его хитрость. Пришлось прибегнуть к инсценировке покушения на самого себя.
Однажды Тенорио, донельзя взволнованный, предстал перед его величеством.
– Государь, – заговорил дон Хуан как можно убедительнее, – боюсь, жизнь моя в опасности.
Король отмахнулся:
– А кто из моих подданных может чувствовать себя спокойно? Я и сам постоянно ожидаю удара в спину. Или яда…
Однако Тенорио проявил настойчивость:
– Дело в том, государь, что, когда вчера вечером я возвращался в свое кастильо, над моим ухом просвистела стрела, выпущенная из арбалета. Меня спас только мой низкий рост.
– И где же эта стрела? – насмешливо спросил король.
– Вот она, государь. – Дон Хуан с готовностью протянул дону Педро стальную арбалетную стрелу. – Она вонзилась в калитку, пролетев в каком-то сантиметре от моей головы.
– В самом деле? И что же ты по этому поводу думаешь?
– Я думаю, государь, что ваш единокровный брат, дон Энрике Трастамарский, узнал, что именно моя рука лишила жизни его мать, Элеонору де Гусман. И теперь мне не найти спасения во всей Кастилии.
– Пожалуй, ты прав, – согласился король. – Куда же тебя отправить, пока я окончательно не разделаюсь со своими врагами? Дай подумать… Что скажешь о Неаполе? Говорят, девочки там – пальчики оближешь!
– Это именно то, о чем я мог только мечтать, государь…
На самом деле дон Хуан мечтал только о том, чтобы хоть на время исчезнуть из поля зрения дона Педро. А там, глядишь, король наконец пресытится своей затянувшейся связью с Марией де Падилья. Тенорио понимал: пока Педро и Мария вместе, его жизнь висит на волоске. Не мог король забыть, что дон Хуан был женихом Падилья! Педро Жестокий рубил головы своим приближенным и за гораздо меньшие «провинности»…
Уже второй год кряду дон Хуан пребывал в постоянном напряжении. Он прилагал все усилия к тому, чтобы король не чувствовал своей вины перед старым другом. Чтобы, не дай бог, дону Педро не взбрело в голову, будто Тенорио на него обижен. Ведь люди, обиженные на короля, долго не живут.
Взять хотя бы недавний пример. Знатные сеньоры города Миранды обиделись на дона Педро за то, что он лишил их права собирать с горожан некоторые подати. Узнав о том, что знать Миранды им недовольна, король приказал заживо сварить в огромных котлах семнадцать высокородных дворян этого города.
– В Неаполе царствует взбалмошная и непредсказуемая королева Джиованна, – сказал в своем напутственном слове дону Хуану король Педро. – Ей почти двадцать восемь лет, но ведет она себя, как глупая, развратная девчонка. Единственный человек, который хоть как-то может на нее повлиять, – это великий канцлер Никколо Аччайуолли. Постарайся держаться к нему поближе, а лучше всего – подружись с ним. Это очень важно.
Король помолчал, глядя на де Тенорио тяжелым взглядом.
– И вот что, Хуан, – вновь заговорил самодержец. – Неаполь только и ждет повода, чтобы объединиться с Арагоном в предстоящей войне против моего королевства. Как ты понимаешь, если нужный повод никак не находится, то его просто-напросто инспирируют. Проще говоря, выдумывают и разыгрывают спектакль. Прошу тебя, не стань этим поводом…
Через неделю Тенорио уже плыл к берегам Италии в ранге представителя Кастилии и Леона при неаполитанском королевском дворе.
Глава 5
Поговорка «увидеть Неаполь и умереть» была в ходу у просвещенных европейцев Средневековья. Лишь в новое время Неаполь был заменен на Париж.
