– С тобой все в полном порядке. Умирать, что
ли, собралась?
– Нет. У меня еще вся жизнь впереди.
– Не у тебя, а у нас.
– Послушай, а с Катькой-то что? – испуганно
спросила я, пропустив слова Олега мимо ушей.
– С ней немного хуже.
– Она жива?
– Жива. Она сейчас под капельницей. Ей
придется немного позагорать в больнице.
– Главное, что она жива, – облегченно
вздохнула я. – А где Димка?
– Твоего Димку тоже пришлось немного
подштопать. У него там какие-то проблемы с переносицей. Он сейчас от наркоза
отходит.
– Бедненький, ему, наверно, досталось…
– Больше всех досталось твоей подруге. И
почему ты такая упрямая? Сидела бы себе под забором… Не схлопотала бы две пули
в одну и ту же ногу. Мало было тебе простреленной руки.
– До свадьбы заживет, – улыбнулась я и
посмотрела на Олега влюбленными глазами.
– А когда свадьба?
– Я свои свадьбы уже отгуляла, – грустно
сказала я. – Да и ты, по-моему, тоже.
– Ты в этом уверена?
– Вполне. Со свадьбами у меня вопрос решен.
Сначала свадьбы, затем разводы… Знаешь, как мне уже все это надоело?
– А по-другому не бывало?
– По-другому просто вообще не бывает.
– А как же у других людей?
– Наверное, у них по-другому, потому что они
сами другие.
– А ты, значит, у нас особенная?
– Разве незаметно?
Я попробовала встать с кровати, и с третьей
попытки мне это удалось. Олег пытался помочь мне, но я молча отстранила его.
– Я и забыл, что ты у нас феминистка, –
заметил он.
– Не смей смеяться над калекой, – прошипела я
и попробовала сделать шаг.
Правая нога совсем меня не слушалась. Я
попыталась выкинуть ее вперед, но это не принесло никакого результата.
– Хромоножка ты моя, – засмеялся Олег и обнял
меня.
Я посмотрела на него глазами, полными слез, и
жалобно произнесла:
– Я теперь всегда буду хромать? Лучше бы я
маленькой умерла!
– Не переживай, я куплю тебе самые красивые
костыли, – улыбнулся Олег.
– Да пошел ты со своим костылем! – Я смахнула
слезы.
– Прекрати реветь. Ты уже, по-моему, за этот
отпуск вдоволь наревелась. Странная ты женщина. Из твоей ноги только что
достали две пули, а ты уже хочешь ходить, как новенькая!
Я прижалась к Олегу щекой и попросила отвести
меня к Катерине. Она лежала в соседней палате. Я вошла и замерла на пороге.
Глаза Катьки были плотно закрыты, она тяжело дышала, рядом с кроватью стояли
две капельницы. Олег помог мне подойти поближе. Нагнувшись, я поцеловала Катьку
в щеку и прошептала:
– Держись, подруга. Бывало и хуже.
Неожиданно Катерина открыла глаза.
– Хуже не бывало, – прохрипела она и облизала
пересохшие губы.
– Очухалась? – радостно воскликнула я. –
Умница! Ты даже не представляешь, какая ты умница! Все самое страшное позади.
Слышишь, все обошлось. Мы выкарабкались! Мы смогли!
– А ты сомневалась? – вновь прохрипела Катька
и попыталась улыбнуться.
– Я ни в чем не сомневалась, я молилась только
об одном, чтобы ты осталась жива. Все будет хорошо. Я вон тоже пока хромаю, но
Олежка обещал купить мне костыли. Знаешь, в этом есть что-то экзотическое: идет
обалденно красивая женщина и – на костылях!
– Да уж, экзотики полные штаны, – усмехнулась
Катька и посмотрела на Олега. – Это твой курортник, что ли?
– Он самый.
Катька слегка приподняла голову, но сразу же
бессильно откинулась на подушку. Я поправила ее волосы и сказала:
– Ты давай, заканчивай такие номера
отмачивать. Тебе вообще двигаться запрещено. Лежи и не дергайся. Будешь лежать
до полного выздоровления.
– Твой курортник вроде как умер? – с трудом
проговорила Катька.
Я посмотрела на Олега и весело сказала:
– Такие не умирают. Такие кого хочешь
переживут.
– Он у тебя воскрес, что ли?
– Что-то вроде того.
– Поздравляю, зря ты слезы проливала да
истерики катала. Мол, влюбилась – сил нет, а он такой-сякой сам себя застрелил.
Олег подошел к Катерине поближе.
– Это кто истерики катал? Наташка, что ли? –
удивленно спросил он.
– Она самая, – глухо ответила Катька. – Любит
она тебя, как зараза, разве ты сам не видишь?
– Не говори ерунды, – рассердилась я.
– Ты и в самом деле в меня влюбилась? –
улыбнулся Олег.
– Я уже вышла из того возраста, когда
влюбляются, – звонко отчеканила я.
– Да! Я же совсем забыл, что ты у нас
феминистка. Говорят, что феминистки вообще любить не умеют.
– Это кто феминистка? Наташка, что ли? –
собрав силы, усмехнулась Катька. – Какая она феминистка! Она без мужика и дня
не может прожить.
В палату вошла медсестра и сказала, что
Катерине нужно отдыхать. Мы пообещали зайти на следующий день и вышли в коридор.
В коридоре стоял Димка с перебинтованным
лицом. Увидев меня, он присвистнул и покрутил пальцем у виска:
– Ты на самом деле сумасшедшая. Тебе же лежать
надо.
– На том свете все належимся. Даже если очень
сильно захочется встать, все равно ничего не получится, – отмахнулась я.
Дохромав до Димки, я взяла его за руку и
заглянула ему в глаза:
– Я так рада, что все обошлось, ты жив. Мне
все мерещился твой одинокий силуэт на темной дороге, без слез вспоминать не
могла. Я так тебе обязана.
– Да ничем ты мне не обязана, – смутился
Димка. – Действительно, все обошлось, вот и курортник твой жив.
– Это же здорово, что вас у меня двое и что вы
оба живые.
