— Незаконно, — словно прилежные школьницы,
ответили мы.
— В том-то все и дело. Значит, нам ни к чему
призывать общественность и докладывать полиции о том, что произошло в этой
комнате…
— Это ты о чем? — насторожилась я.
— О том, что нам. необходимо скрыть следы
преступления, избавиться от трупа. Нет трупа, нет преступления.
— Как это?
— Молча. Закопаем эту бабу к чертовой матери и
все. Из-за ее смерти никто ничего не потеряет, а девушки, которые прилетят
следом за вами, будут вам только благодарны.
— А как же сотрудники фирмы?
— Какие еще сотрудники фирмы?
— Ну, гид и заместитель генерального
директора. Они могут приехать прямо с утра…
— Пусть приезжают.
— Но ведь они заметят, что стукачки нет. Мой
голос заметно дрожал и в любую минуту мог перейти в рыдания.
— А вы тут при чем?
— Они же сразу на нас подумают…
— С чего бы это? Откуда вы должны знать, куда
подевалась стукачка. Пропала и все. Вы ее последний раз видели вечером, а когда
утром встали, то сразу заметили, что в мотеле никого нет. Может, у нее свои
дела были какие, вы-то тут при чем?.. Пусть ваш гид ее и ищет. Да и кто может
подумать на двух беременных баб?! Это же смешно, что может сделать беременная
баба?! Да ничего! Она ведь даже тяжелое поднять не может.
— В самом деле. Как мы ее закопаем? Если мы
попытаемся ее поднять, сразу родим.
— А вас никто и не просит ничего поднимать.
Эту работу я возьму на себя, — заявила Галя.
— Я даже не знаю… Если ты это сделаешь, чем я
смогу тебе отплатить? — смущенно проговорила я.
Галя слегка покраснела и махнула рукой. На
минуту мне даже показалось, что она меня стесняется.
— Да брось ты… Мы же соотечественницы, обязаны
друг другу помогать.
— В конце концов мы влипли все вместе, —
напомнила о себе Дина, — значит, и расхлебывать эту кашу будем тоже вместе.
Я тихонько всхлипнула. Галина поднялась с пола
и нервно прошлась по комнате.
— Вы пока тут посидите, а я пойду схожу на
улицу. Пройдусь, посмотрю, где нам лучше всего похоронить вашу надзирательницу.
Еще лопату поискать надо.
Как только мы остались вдвоем, я посмотрела на
бледную Дину и тихо спросила:
— Ты как себя чувствуешь?
— Хреново. Мне кажется, еще немного и я точно
рожу. А ты?
— Точно так же. Мутит, и голова кружится.
Ребенок пинается ужасно.
— Еще бы. Ведь наши дети переживают то же
самое, что и мы. Только вот какие они наши, если мы их продаем? Эх, жизнь,
падла. Я себя-то прокормить не могу, да и муж зарабатывает копейки.
— У тебя есть муж?! — мне показалось, что я
ослышалась.
— Есть. А чего ты удивилась? У тебя его нет?
— Нет. Откуда ему взяться? Если у тебя есть
муж, зачем ты продаешь своего ребенка?
Я же тебе сказала, что он зарабатывает
копейки. У меня уже есть дочь. Ей пять лет. Она просто чудо. Мы ее обожаем. А
тут непредвиденная беременность. Врачи запретили делать аборт. Второго ребенка
мы никак не потянем. Мы для нашей девочки делаем все, что можем. Ведь выучить
нужно, образование дать.
— А как девочку зовут?
— Машенька. Красивая, чудная девочка. На
глазах Дины показались слезы.
— Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, ты
меня не суди, но мужик твой дерьмо.
— Откуда тебе знать, какой у меня мужик?
— Нормальный мужик никогда бы не послал жену
за границу продавать своего ребенка.
А ты моего мужика не суди. Не суди и не судима
будешь. Вот когда родишь своего ребенка, которого решишь оставить и попробуешь
его вырастить, тогда узнаешь, что это такое и почем это удовольствие. Ты хоть
знаешь, сколько детские вещи стоят или игрушки?! Не знаешь, так и не говори. А
мужик мой, между прочим, инженер, с красным дипломом институт окончил. Только
вот он, дурак, науку выбрал. В НИИ лабораторией заведует. Думал, что наука —
наше будущее, что именно в нее государство будет вкладывать деньги. А кому она
нужна, эта гребаная наука, сейчас?! Никому. Тем более что его лаборатория с
геологией связана. С полезными ископаемыми. Только времена теперь не те. Все!
Ни полезные ископаемые, ни бесполезные теперь никому не нужны! Финансирование
от государства на нуле, зарплаты нет… Вот и остался мой мужик не у дел. Он же
не виноват, что никогда в жизни не торговал и за лотком не стоял, что привык
мозгами своими шевелить, знаниями деньги зарабатывать. Кому они теперь нужны,
эти мозги?! Не умеешь торговать, народ обманывать, подыхай с голоду! Осуждать
всегда легко. А моя дочка морем бредит. Спать ложится, меня в щечку целует и
шепчет: «Мамочка, а какое оно, море? Соленое или сладкое? Теплое или холодное?
Давай возьмем папочку и все втроем туда поедем…» А что я могу ей ответить? Что
мы денег даже на билеты не наберем? Вот заработаю деньги и свожу свою семью в
Крым или куда-нибудь за границу. Не обязательно в дорогую страну, хотя бы в
Болгарию.
Дина замолчала, смахнула слезы и продолжила:
— А ты знаешь, как страшно, когда ребенок
болеет? Боже, как это страшно! Ходишь, как дурак, ищешь лекарства подешевле. А
уж если сам заболеешь… Сейчас проще сдохнуть, чем болеть. И не надо моего
мужика хаить. Нам эта поездка очень многого стоила. Он единственный, кто за
меня переживает. Ночи не спит, ждет моего возвращения. Мы перед моим отъездом
на кухне долго сидели. Узнав о моем плане, муж даже постарел как-то, осунулся.
Посадил Машеньку на колени и грустно так говорит: «Динка, может, откажемся от
этой авантюры. Сына родим, где-нибудь грузчиком устроюсь, а в выходные вагоны
на станции разгружать. Выкрутимся». Да только я-то знаю, что не выкрутились бы.
Пусть мой инженер сидит в своей лаборатории. С его здоровьем много вагонов не
разгрузишь. Помрет, к чертовой матери. Вот привезу я денег домой, первым делом
на базар побегу. Икры красной куплю, да и черной тоже. Дочка уже давно мечтает
попробовать…»
— Извини, — тихо пробормотала я.
— Ничего. Что-то Гальки долго нет.
Не успела Дина сказать последнюю фразу, как
появилась Галина.
