Широко расставив ноги, я слегка приподнялась и
сделала скорбную гримасу.
— По-моему, уже отошли воды. Ну-ка, проверь.
— Как?
— Сунь палец.
— Куда?
— Во влагалище, куда же еще.
— Зачем?
— Сунь, тебе говорят. Перепуганный Лев сунул
палец мне во влагалище и тут же выдернул его.
Сжав кулаки, я громко застонала и стала
кататься из стороны в сторону.
— Мы должны знать, отошли воды или нет.
— Господи, да что ж делать?! — побледнел Лев.
— Узнать, какая среда.
— Как?!
— Попробуй языком.
Расставив ноги пошире, я застонала еще громче
и почувствовала горячий и до боли приятный мужской язык, касающийся моего
влажного естества. Расплывшись в блаженной улыбке, я притянула голову мужчины
поближе и, не помня себя от наслаждения, прошептала томным голосом:
— Левушка, Господи, как хорошо. Только не
переставай.
Лев быстро подскочил и взревел, как раненый
зверь:
— Вот тварь, наколола! Сука драная! Все
придумала!!!
Натянув платье до самых колен, я произнесла
невинным голосом:
— Я тут ни при чем. Я думала, это схватки, а
оказывается, ошиблась. Я же никогда не рожала. Откуда я могу знать, какие у
меня должны быть ощущения. Просто я теперь знаю, какое должно быть
обезболивающее лекарство.
Лицо моего гида менялось каждую минуту. Оно то
побагровело, то зеленело, а то как-то неестественно белело.
— Ну теперь я тебя действительно убью.
— Не убьешь.
— Почему?
— Потому что тебя в тюрьму посадят.
— Не посадят. Тебя никто не будет искать, ты
тут незаконно находишься.
— Я не верю, что ты можешь пойти на такое
преступление. У тебя ведь жена при родах умерла.
Я скрестила руки на груди и посмотрела на
разъяренного Льва молящими глазами. Он схватил меня за руку и волоком потащил
по коридору в столовую. За столом сидела Дина и вытирала окровавленный нос.
Рядом с ней сидел здоровенный браток, весом не меньше ста шестидесяти
килограммов.
— Дина, откуда у тебя кровь? — с ужасом
воскликнула я.
— От верблюда, — браток посмотрел на меня
злобным взглядом. — Давай, присаживайся. У меня и к тебе есть разговор.
Я приготовилась к самому худшему.
— Где ваша домработница? — ударил он кулаком
по столу.
— Какая? — спросила я еле слышно.
— Обыкновенная. Ты комедию не ломай, а ТО щас
будешь утираться, как твоя подруга.
— Я ничего не ломаю. Я просто не понимаю, о
ком идет речь.
— Речь идет о бабке, которую мы оставили за
вами присматривать — кормить, поить, следить за тем, чтобы не нарушали режим и
не вредили ни себе, ни здоровью будущих детей.
— А что с ней?
— Пропала.
— А мы-то тут при чем? Мы сидели по своим
комнатам и не высовывали носа.
— Надо же! С каких это пор вы такие послушные?
— А мы всегда такими были. Нам нужны ваши
деньги, а вам нужны наши дети.
Я украдкой посмотрела на Льва и мысленно
молила его только об одном, чтобы он не рассказал о ссадинах и синяках на моем
теле. Если он это сделает, мне конец. Лев словно услышал мою мольбу и стоял
молча.
Носовой платок Дины промок и стал
ярко-багряного цвета.
— Дина, у тебя же кровотечение! Тебе в
больницу надо!
— Выживу, — еле слышно пробормотала она и
бросила окровавленный платок на пол.
— Жить будет, — подтвердил браток и, взяв мою
руку в свою, сжал ее что было силы. Я громко застонала.
— Ты что?! Больно же!!!
— Больно, говоришь?
— Конечно, больно!
— Терпи, потому что будет еще больнее.
Неожиданно Дина с грохотом упала на пол и,
взявшись за живот, скорчилась от боли. Я встала на коленки рядом с ней и
приподняла ее голову.
— Динка, ты что?! Разве можно так — животом об
пол? Ребенку же больно, ей-богу! Ты же ему навредишь!!!
Лев присел на корточки рядом со мной.
— Она тоже прикалывается?! — подозрительно
спросил он. — Решила немножко покуражиться?
— Дурак ты! — крикнула я. — Не видишь,
человеку плохо?! Ее спасать надо!
Мне показалось, что Дина ничего не видит и не
слышит. Но она неожиданно приоткрыла слипшиеся губы и с трудом выдавила,
уставившись в потолок:
— По-моему, мне конец. Наверно, не только мне,
но и сыну. Я же скрыла от фирмы, что у меня слабое сердце, что мне совершенно
нельзя нервничать, я же как лучше хотела — денег заработать. Машеньку с Пашкой
к морю вывезти… Мой Пашка до седых волос дожил и ни разу моря не видел… Я ведь
все справки подделала… Мне по всем показаниям запрещено рожать.
— Она, по-моему, в натуре сейчас сдохнет! —
браток быстро достал мобильный телефон. Пока он вызывал врача, я, как
завороженная, смотрела на Динку и приговаривала сквозь слезы:
— Динка, ты давай не выдумывай… ты только
держись… Сейчас врач приедет.
— Нет, — простонала Динка и положила руки на
грудь. — Знаешь, о чем я жалею больше всего? Жалею, что так и не подарила
наследника своему мужу. Ведь где один, там и второй. Хрен с ним, с этим морем.
Жили же мы как-то столько лет без него. Господи, Ольга, если бы ты знала, как я
своего мужа люблю! Если бы ты знала! А Машеньку… Я ей круг купила и детские
ласты. Думала, что на море ее плавать научу. Ты, Ольга, свою доченьку люби и
никому ее не отдавай. Слышишь, не отдавай. Это я сейчас поняла: можно торговать
чем угодно, только не детьми. Дети — это святое. Понимаешь, святое. А все, что
святое, не продается. Если бы сейчас повернуть время вспять, я бы никому своего
сыночка не отдала. Любого бы задушила, кто к нему хоть пальцем бы прикоснулся.
