— Где? — уже тише спросила я.
— В одной забегаловке. Динка проснулась и
начала кричать, что мне оставалось делать? Пришлось ее накормить.
— Ну и чем ты ее накормила?
— Конечно, смесями, чем же еще…
Я подошла к корзине и тихонько приподняла
марлю. Малышка мирно покапывала. Рядом с ней лежала бутылочка со смесью,
закутанная в небольшое столовое полотенце, в ногах — уже распакованная пачка
памперсов.
— Вот и памперс новый надела, — продолжала
оправдываться подруга. — Она еще навалила целую кучу. Девчонка растет прямо на
глазах. Ходит по большому, как хороший мужичок.
— Сам ты мужичок, — рассмеялась я и протянула
руки к корзине.
— Ты чего?
— Ничего. В конце концов это мой ребенок, я
хочу сама его нести.
— Послушай, а к тебе братки на хвост не сели?
— Они вообще не обратили на меня никакого
внимания.
— Это хорошо. А то я уже подумала…
— И что ты подумала?
— Я подумала, что ты меня продала.
— Дура, ты. Дура. Ничего ты так и не поняла.
— Поняла. Еще как поняла, — счастливо
улыбнулась я, прижимая корзину к груди.
— И что же ты поняла?
— Я поняла то, что ты настоящая подруга и что
я очень сильно тебя люблю.
— А еще?
— А еще, что я беру все свои слова обратно.
Бее до единого. Клянусь. И прошу у тебя прощения за то, что могла в тебе
усомниться. Ей-богу, прости.
— Прощаю, — Галина слегка приобняла меня за
плечи и прошептала: — Знаешь, когда мы с Динулькой приедем к тебе, я сделаю все
возможное, чтобы вернуть все на свои места. Я верю, настанет время, когда я
стану для тебя не только подругой, но и самым настоящим другом, а может быть, и
кем-то более близким.
Спасибо тебе за все, что ты для меня делаешь.
— Я совершенно успокоилась и подмигнула не сводящему с нас глаз американцу.
— А это что за супермен? — ревниво спросила
Галина.
— Это Сэм.
— Какой еще Сэм?
— Самый обыкновенный. Я с ним познакомилась,
пока ждала твоего возвращения.
— Хорошенькое дело! Получается, тебя вообще ни
на минуту оставить нельзя. Пока я кормила голодного ребенка, подмывала его
грязную ташку и меняла ему памперс, ты не теряла времени даром и завела
интрижку.
— Это была не интрижка, а разговор по душам. Я
уверена, что Сэм не понял и половины из того, что я ему рассказала. У него же
свой, американский, ум, который никогда не постигнет русскую душу.
— И нечего ему ее постигать. Твоя душа должна
быть открыта только для меня. А для всех других это должны быть самые настоящие
потемки. Господи, Галька, какая же ты ревнивая…
— С тобой разве возможно быть не ревнивой, —
тихонько рассмеялась она. Затем стрельнула в сторону американца взглядом,
полным ненависти, и, взяв меня за руку, направилась к выходу.
Галина остановила такси, сказала
одно-единственное слово: «Аэропорт» и протянула таксисту какую-то купюру.
— Пора прощаться. До отправления самолета
осталось не так много. — Она смотрела на меня глазами, полными слез.
— Галя, ты это серьезно?
— А как же Динка?
— Давай корзинку мне. Теперь о Динке буду
заботиться я.
— Ты?
— Ну и не только я… А еще та женщина, о
которой я рассказывала. Ну что ты стоишь, как умалишенная?! Время идет. Уже
деньги капают. Таксист счетчик включил. Мы же уже с тобой тысячу раз все
обговорили. Опоздаешь на самолет.
Я стояла как вкопанная, вцепившись в корзину:
— Галина, а может, мы все переиграем?!
— Что именно?
— Я же сказала — все.
— Говори прямо! Что ты ходишь вокруг да около!
— Галина заметно нервничала.
— Я и говорю. Поедем в аэропорт, сдадим мой
билет, а две недели я поживу у этой женщины вместе дочерью?
Ольга, но я уже просто устала тебе объяснять,
что это очень опасно. Ты даже не представляешь, насколько опасна твоя затея.
Если ты остаешься, ты ставишь под угрозу не только свою жизнь, но и жизнь этой
маленькой девочки. Сейчас ты думаешь только о себе и о своей боли, но
совершенно не думаешь о ребенке. Это эгоизм. Понимаешь, самый настоящий
материнский эгоизм!
Я бросилась на шею к своей подруге, она крепко
меня обняла.
— Ну все, прекрати, а то уже вся улица
смотрит, — шепнула Галина. — Садись в машину и езжай. Зайдешь в зал
регистрации, подойдешь к той секции, где идет регистрация на Москву. Все
остальное ты знаешь. Деньги и ключи от квартиры у тебя есть. За дочь не
переживай. Она в надежных руках, — сказала она, забирая корзину.
— Господи, но почему же так быстро… Я хочу еще
побыть с ней…
— У тебя с твоим ребенком впереди целая жизнь.
Тебе нужно его на ноги поставить, а это нелегкое дело. Ты должна быть очень
терпеливой, мудрой, рассудительной женщиной. И немедленно прекрати плакать. Ты
вызываешь подозрение. К нам может подойти полицейский и поинтересоваться, что
происходит и что там у нас в корзине. У нас же вообще нет никаких документов на
ребенка! Нас могут арестовать. Само по себе подозрительно, что мы не возим его
в коляске, а носим в корзине.
— Ты только ее береги! — сказала я, с мольбой
глядя на Галину. — Слышишь, береги. Никому не давай в обиду.
— Можешь быть уверена. Не дам.
Когда такси тронулось, я высунулась по пояс в
окно и закричала:
— Слышишь, береги малышку! Как зеницу ока!!!
Ты мне поклялась! Помни про женскую солидарность! Учти, мне без нее не жить!
Понимаешь, не жить!
— Все будет хорошо!!! — донеслось до меня.
Силуэт высокой женщины с мужиковатыми
повадками становился все меньше и меньше, а вскоре исчез совсем.
Глава 17
В аэропорту я быстро прошла регистрацию и
направилась в зал вылета. Присев в свободное кресло, я посидела в нем несколько
минут и поняла, что совсем не могу сидеть на месте. Я прошла вместе с другими
пассажирами в галерею и огляделась.
