— Как это беспокоить?! Там твой ребенок, а ты
стесняешься родственников беспокоить. Да мы их звонками забомбим, а как только
все утрясется, поедем и заберем свою дочь.
От этих слов мне стало совсем дурно. Хотелось
кричать о своей беде, поведать Сашке о том, что произошло и что творится у меня
на душе, но я знала, что этим я только оттолкну его от себя, не вызову ничего,
кроме гадливости и отвращения. Если бы он знал, что собрался жениться на
женщине, пытавшейся продать собственного ребенка, он бы выкинул меня из своей
кровати и послал так далеко, что я вряд ли смогла бы вернуться.
Я взяла Сашу за руку и забормотала, словно во
сне:
— Потом позвоним, Сашенька, не сейчас, потом.
— Как скажешь…
Он откровенно зевнул и сказал уже совсем
сонным голосом:
— Ты, главное, не переживай. Все уладится.
Жалко, конечно, что ты нашу дочку не сфотографировала, так бы хоть фотка была.
На стол бы поставили.
— Говорят, раньше трех месяцев фотографировать
нельзя.
— Это почему?
— Сглазить можно. Вот после трех месяцев,
пожалуйста.
— Ну нельзя, так нельзя. Я думаю, что, когда
нашей дочке будет три месяца, она уже будет рядом с нами.
— Конечно, будет.
Он мгновенно заснул и громко захрапел. А я так
и сидела, поджав ноги, напуганная и подавленная. Странный все-таки этот Сашка.
Переживает за приемную дочь так, как не каждый отец переживает за свою
собственную. Собрался жениться потому, что ценит и держит мужское слово.
Настоящий мужик! Умеет подарить женщине сказку. И эта сказка могла бы быть с
хорошим концом. Могла бы, если бы моя доченька была рядом…
Этот крохотный комочек, я была готова биться
головой о стену, захлебнуться собственной кровью.
Встав с кровати, я закуталась в махровый халат
и стала нервно ходить по комнате. Говорят, что в жизни бывают черная и белая
полосы. Мол, сначала идет черная, а ее сменяет белая. Сначала мы сталкиваемся
со всеми превратностями судьбы, сносим все невзгоды, а затем в нашей жизни
наступает такое приятное и такое долгожданное спокойствие. Только у меня все
происходит не по-человечески, словно полосы слились воедино и черная поглотила
белую. Я не хотела, я просто могла потерять Сашку. Значит, я никогда не смогу
рассказать ему правду. Может быть, это трусость, страх перед тем, что из-за
этой чудовищной правды мы расстанемся навсегда. Но как я смогу выйти за него
замуж и жить в постоянном вранье, обманывая и его, и себя? Как я могу нести
груз потери любимой дочери совсем одна? Как?!
Выйдя из комнаты, я прошла по длинному темному
коридору. На кухне сидела древняя старушка и чистила картошку. Увидев меня, она
потрясла морщинистым подбородком и тихо спросила:
— А муж где?
— Спит.
— А тебе что не спится?
— Сна нет.
— Что ж ты сразу не сказала, что ты Сашкина
жена?
— Я и сама об этом узнала только сегодня, —
задумчиво произнесла я и устало спросила: — А что бы от этого изменилось?
— Ничего. Просто я пустила тебя как гостью, а
так бы как хозяйку.
Да какая разница! — Я немного помолчала. —
Баба Глаша, а у тебя есть что-нибудь выпить?
— Выпить?
— Ну да. Плохо мне, баба Глаша. Ты даже не
представляешь, как мне плохо.
— Ну если только самогонка… Я ее сама делала.
Иногда приторговываю.
— Давай самогонку.
Старушка полезла куда-то за шкаф и извлекла
литровый пузырь самогона.
— Сколько тебе налить? Стакан, полстакана?
— Ставь бутылку, — еле слышно сказала я и
поймала на себе удивленный взгляд бабы Глаши.
— Что так много-то? Так можно и на тот свет
отправиться!
— А я и хочу отправиться на тот свет. Может,
тебе денег заплатить?
— За что?
— За самогонку.
— Да иди ты подальше со своими деньгами. Ты же
Сашкина жена, а Саша мой любимый сосед. Он мне всегда по дому помогает.
Попросишь гвоздь забить, без проблем… Дверь смазать, тоже без проблем. Только
ты много не пей. Уж больно она ядреная. Ты ж совсем молодая. У тебя вся жизнь
впереди.
— У меня вся жизнь позади, — глухо бросила я
и, прихватив бутыль, направилась к себе в комнату.
В коридоре мое внимание привлекла медицинская
аптечка, висевшая над холодильником. Открыв аптечку, я обнаружила начатую пачку
реланиума. Взяв ее, я осторожно вошла в комнату и села на пол. Пачка реланиума
и литр самогона… Хватит ли? Конечно, хватит! Я высыпала на ладонь все таблетки
и одним махом проглотила их. Наверно, моей дочери уже нет в живых и ее
крохотным органам нашли применение… Будет лучше, если я отправлюсь следом за
ней. Сердце учащенно забилось, стало как-то трудно дышать. Открыв бутыль, я
сделала глоток и почувствовала невыносимое жжение, внутренности буквально
разрывало. Я вытерпела эту боль, потому что та, которая терзала мою душу, была
намного острее и намного глубже.
Неожиданно приоткрылась скрипучая дверь, и
показалась голова бабы Глаши. Она смотрела на меня перепуганными глазами и
моргала.
— Ты что хотела, баба Глаша? — раздраженно
спросила я.
— А ты чего сидишь на полу, одна, с бутылкой в
руках?
— Ас кем я, по-твоему, должна сидеть?
— Может, мужа разбудить?
— Нечего его будить. Пусть спит. Мужики вообще
не любят, когда их будят.
— А ты что задумала?
— Ничего.
— Может, пойдем на кухню? Я картошки сварила.
Нельзя пить без закуски, желудок сожжешь.
— Не нужна мне твоя закуска.
— Тогда хоть водички возьми. Нужно запивать.
— Сама пей свою водичку.
— Может, тебе выговориться надо? Пошли на
кухню, я тебя выслушаю. А хочешь, завтра сходим в церковь. Исповедуешься,
причастишься.
— Я не крещеная.
— Ты только не сиди одна, пошли на кухню.
Я почувствовала, что меня окончательно повело,
перед глазами забегали чертики.
