Да по мне ты хоть собакой будь. Можешь себе
хвост пришить, какая мне разница! — говорила я, а по моим щекам непроизвольно
текли слезы, и я ничего не могла с этим поделать. Мне вспоминались Штаты,
мокрая после дождя Галина, мебельный магазин, корзинка в ее руках…
— Хорошо же ты меня тогда предала, —
язвительно сказала я и, сняв руку с руля, отвесила Галине пощечину. От моего
большого бриллиантового перстня на ее щеке остался довольно приличный след —
большая кровавая царапина. Галина не издавала ни звука, даже не подняла глаза.
Моя рука покраснела, и на ней выступило раздражение.
— Бреешься, что ли?! — брезгливо спросила я.
— Бреюсь.
Подъехав к небольшому сталинскому дому на
Автозаводской, мы вышли из машины и направились к подъезду.
— Какого черта ты меня сюда привезла?
Галина молча сунула ключ в замочную скважину и
распахнула входную дверь. Из дальней комнаты послышалось воркование. У меня
поплыло перед глазами.
— Кто там? — одними губами спросила я.
— Динка.
— Что?!
— Я же говорю — Динка. Сними шубу, а то сейчас
инфекция ходит. И руки вымой. Заходи осторожно, она же не знает тебя.
Скинув шубу и туфли на шпильках, я, словно
пьяная, зашла в ванную и сунула руки под горячую воду. Руки покраснели, от воды
шел пар, я ничего не чувствовала.
— Ты что, дура! Ты же руки обваришь?! —
закричала появившаяся Галина и сунула мои руки под струю холодной воды.
— Да Бог с этими руками…
Я вошла в комнату и увидела красивую кованую
детскую кроватку, в которой полулежала девочка в красивых ползунках и играла
погремушкой. Рядом с кроваткой сидела пожилая женщина. Она быстро встала,
поздоровалась, сказала, что она приходящая няня и что малышка в полном порядке.
Галина вышла проводить няню, а я протянула малышке руки, замерла от счастья,
когда она потянулась ко мне.
— Галя, видишь, она меня узнала! — Я и плакала
и смеялась одновременно. Взяв Динульку на руки, я стала целовать пухленькие
щечки и повторяла, словно в бреду: — Я твоя мамочка, я твоя мама…
Динулька улыбалась и моргала своими большими
глазищами.
В этот день я так и не вернулась домой и так и
не включила мобильный телефон. Я не спускала Динульку с рук, меняла ей
памперсы. Кормила, играла с ней. Я чувствовала себя такой счастливой, такой
спокойной!
Вечером Галина откупорила бутылку шампанского
и, разлив его по бокалам, произнесла:
— Я сделала все, как обещала. Только я
вернулась немного позже.
— Почему ты меня не сразу нашла?
— Потому что тебя уже не было на улице
Академика Скрябина. Я поехала к твоей матери, но она сказала, что ты так и не
возвращалась. Я взяла у отца деньги и купила эту квартиру. Оборудовала детскую
комнату. Сделала ее в розовых тонах с белыми и голубыми облачками… Нашла няню.
Начала принимать мужские гормоны. Это очень тяжело. Я испытываю страшные боли.
Опять эта ломка! Но без этого операцию просто не станут делать. Я же тебе
обещала, что сделаю операцию.
— Но я живу с мужчиной.
— Ну и что? У нас с тобой ребенок, и только мы
знаем, какой ценой он нам достался. Пойми, я тебя не предавала. У меня не было
другого выхода. Это мафия. ОНИ меня выследили и заставили играть по своим
правилам. Но я их перехитрила. Они кое-что не учли. Они не учли, что я очень
тебя люблю. Тебя и нашу дочь… Я сделала вид, что продалась и продала тебя
вместе с ребенком, но это была только игра, на самом деле все было не так.
Помнишь ту девушку по имени Вера, которая встречалась со Львом?
— Помню. Это она нас выдала?
— Она.
— А как же женская солидарность?
— Какая, к черту, женская солидарность! Я
видела, что она подозрительно на меня посматривает, понимает, что я
переделанная. Она рассказала об этом Льву. Тот сразу сообразил, что я приехала
в Штаты менять пол. Не я первая, толпы летят. Вычислил, в какой клинике я
лечусь, узнал, где снимаю квартиру. Мне пришлось делать вид, что ты мне
безразлична. Я уговорила оставить тебя в живых, они-то хотели тебя убить.
Помнишь, как я стояла в аэропорту вместе со всеми?!
— Конечно, помню. Разве такое забывается.
— Как только мы отъехали от аэропорта, я
достала пистолет и первым делом выстрелила во Льва, затем в братка и только
потом в стукачку. Они этого не ожидали, потому что отобрали у меня оружие и не
знали, что я приобрела новый пистолет. Бросив машину с трупами, я взяла корзину
с малышкой и уехала из этого города. Потом добывала деньги, делала документы.
Как только вернулась в Москву, бросилась искать тебя, но никто не знал, куда ты
переехала. Сегодня обнаружила тебя чисто случайно. Просто у меня вошло в привычку
ездить на улицу Академика Скрябина…
— В мою тоже. Галька, сколько же тебе пришлось
пережить!
Динулька мирно посапывала в своей кроватке, а
мы лежали на пушистом ковре и пили шампанское.
— Галька, а как стукачка-то ожила? — спросила
я.
— Да она и не умирала!
— Как это не умирала?! Я же ее собственноручно
убила.
— Хреновенько ты ее убила. Не добила, а мы
впопыхах это и не заметили. Она, на наше несчастье, живучая оказалась. Да и
закопали мы ее тоже хреновенько, видимо, оставили приличную дыру для воздуха.
Ее не Лев раскопал, а какой-то случайный бомжеватый прохожий, который услышал
стоны из-под земли и по пьяни начал раскапывать. Потом так перепугался, что
убежал, Стукачка, баба здоровая, очухалась, сама вылезла. Даже ямку свою
закопала, чтобы никто не узнал. Затем сутки полежала в больнице, вернулась в
мотель и со злости замочила какого-то братка. Лев ее простил и снова взял на
службу.
Галина замолчала, и я поцеловала ее:
— Прости меня, пожалуйста, за то, что плохо о
тебе думала. Ты столько для меня сделала, даже страшно представит»! Ты вернула
мне дочь.
Галина громко застонала и стала кататься по
полу. Я перепугалась и схватила ее за руку:
— Что с тобой?
— Это ломка.
— Какая ломка?!
— От мужских гормонов.
— Господи, но зачем же ты так себя мучаешь?
— Затем, что я очень тебя люблю и хочу стать
мужчиной…
