Она только мечтала, чтобы как-нибудь уговорить свое сердце простить сыну случившееся. Без этого ей не видать счастливых дней. Но она понимала также, что если не сумеет простить Никласа сейчас, когда пришла такая беда, то больше у нее никогда не будет надежды на примирение.
Какая жалость, что она так и не успела познакомиться с девочкой! А теперь уже поздно.
Прошло два дня с тех пор, как нашли тело Сары, и подавленное настроение, которое царило в тот день, неминуемо должно было уступить место деловому. Настало время заняться текущими заботами, которых из-за гибели ребенка никто не отменял.
Патрик дописывал последние строчки отчета по расследованию дела о жестоком обращении, когда на столе зазвонил телефон. Он посмотрел по дисплею, откуда пришел звонок, и со вздохом снял трубку. Лучше уж покончить с этим не откладывая! В трубке раздался знакомый голос судмедэксперта Торда Педерсена. Обменявшись вежливыми приветствиями, они перешли к сути дела. Первым сигналом того, что Патрик услышал нечто неожиданное, могла послужить выступившая над его переносицей морщина. Еще через несколько минут она стала глубже, а выслушав судмедэксперта до конца, Патрик в сердцах со стуком опустил трубку. Минуту он собирался с мыслями, так как в голове у него все смешалось. Затем поднялся, взял блокнот, в котором во время разговора делал короткие пометки, и направился к Мартину. Строго говоря, ему в первую очередь следовало бы пойти к Бертилю Мельбергу, начальнику полицейского участка, но Патрик чувствовал, что сначала нужно обсудить полученную информацию с кем-то, кому он доверяет. Шеф, как это ни печально, не принадлежал к вышеупомянутой эксклюзивной категории лиц, а из всех коллег в их число входил только молодой Мулин.
— Мартин?
Когда Патрик вошел в кабинет, его хозяин разговаривал по телефону, но знаками показал, чтобы тот садился. Беседа, судя по всему, подходила к концу, и Мартин закончил ее довольно загадочной и невнятной репликой: «Гм-гм, ну да, я тоже, гм-гм, того же самого», причем покраснел до ушей.
Несмотря на повод, по которому пришел, Патрик не мог удержаться, чтобы не поддразнить младшего товарища:
— С кем это ты говорил?
Вместо ответа Мартин пробормотал что-то невнятное, покраснев еще больше.
— Кто-нибудь позвонил, чтобы указать на нарушения? Кто-то из стрёмстадских коллег? Или из Уддеваллы? А может быть, это Лейф Г. В.
[6]
сообщает, что хочет написать твою биографию?
Мартин вертелся, как уж на сковородке, но все же выдавил из себя чуть более внятно:
— Пия.
— Ах вот кто! Пия! Надо же, ни за что бы не догадался! Погоди-ка! Сколько уже прошло времени… Три месяца? Рекорд для тебя? — продолжал подкалывать Патрик.
Вплоть до нынешнего лета Мартин славился своей склонностью к скоротечным и неудачным романам. Главной причиной неудач служил его неизменный талант выбирать в объекты своей влюбленности девушек, чье сердце уже кто-то занял, но которые имели желание затеять небольшую интрижку на стороне. Пия же не только была свободна, но вдобавок оказалась чудесной, серьезной девушкой.
— В субботу мы празднуем трехмесячный юбилей. — Глаза у Мартина блестели. — И переезжаем в общую квартиру. Она как раз позвонила мне сказать, что нашла отличное жилье в Греббестаде. Вечером поедем смотреть.
Краска, заливавшая его лицо, немного сошла, и он уже не пытался скрыть, что влюблен по уши.
Патрик вспомнил, какими были они с Эрикой в начале своих отношений. ПБ — период «пре-беби». Он безумно любил ее, но эта страстная любовь казалась теперь далекой, как упоительный сон. Как видно, грязные пеленки и ночи без сна могли заслонить и такое.
— А ты сам-то когда собираешься сделать Эрику честной женщиной? Не бросишь же ты ее с незаконным ребенком на руках?
— А вот этого я тебе не скажу, можешь гадать на досуге сколько хочешь, — хмыкнул Патрик.
— Слушай, ты пришел копаться в моей личной жизни или у тебя есть какое-то дело? — собравшись с духом, спросил Мартин и спокойно взглянул на Патрика.
Лицо того тотчас же сделалось строгим. Он вспомнил: все настолько серьезно, что тут совершенно не до шуток.
— Только что звонил Педерсен. Отчет о вскрытии тела Сары придет по факсу, но он вкратце изложил мне содержание. Суть состоит в том, что она утонула не в результате несчастного случая. Это убийство.
— Черт! Что ты такое говоришь? — От неожиданности Мартин всплеснул руками и опрокинул стакан с ручками и карандашами, но словно не заметил рассыпавшихся письменных принадлежностей. Все его внимание было приковано к Патрику.
— Сначала все сходилось с нашим заключением, что это несчастный случай. Никаких видимых повреждений на теле, девочка была полностью одета в соответствии с сезоном. Не хватало только куртки, но ее могло смыть волнами. Но самое важное: когда он исследовал легкие, в них оказалась вода.
Патрик замолчал.
Мартин снова всплеснул руками и удивленно поднял брови:
— И что же тут такого, что не соответствовало бы выводу о несчастном случае?
— Там была вода из ванны.
— Вода из ванны?
— Да. В легких у нее была не морская вода, как следовало ожидать у человека, утонувшего в море, а вода из ванны. Предположительно из ванны, если быть точнее. Во всяком случае, Педерсен обнаружил следы мыла и шампуня, а это указывает на то, что вода была из ванны.
— Так значит, ее утопили в ванне, — недоверчиво протянул Мартин.
Они уже так привыкли думать, что эта смерть произошла в результате трагической случайности, что ему не сразу удалось перестроиться.
— Да, похоже на то. За это говорят также синяки, которые Педерсен обнаружил на теле.
— Но ты ведь сказал, что повреждений не было?
— На первый взгляд не было. Но когда они приподняли волосы на затылке, то при внимательном рассмотрении оказалось, что на шее видны синяки, которые могла оставить человеческая рука. Рука того, кто насильственно удерживал ее голову под водой.
— Вот черт!
У Мартина было такое лицо, словно ему вот-вот станет дурно. То же самое почувствовал и Патрик, когда слушал сообщение судмедэксперта.
— Такие вот дела! А мы уже потеряли два дня. Надо пройтись по домам, расспросить членов семьи и соседей и узнать все, что только возможно, о девочке и ее ближайшем окружении.
Мартин невесело усмехнулся. Патрика не удивила его реакция: перед ними стояла задача не из приятных. Родственники и без того уже переживают такую трагедию, а тут явятся они и начнут бередить открытую рану. Слишком часто бывает так, что детей убивает кто-то из тех, кому, казалось бы, эта смерть должна принести самое большое горе. Поэтому им, как полицейским, нельзя проявлять обыкновенное человеческое отношение, которое принято выказывать при встрече с семьей, где погиб ребенок.
