Медсестра районной амбулатории, ровесница Лилиан, только фыркнула и продолжала хлопотать вокруг Шарлотты, по-матерински укутывая ее одеялом: ту бил такой озноб, что зуб на зуб не попадал.
— Ничего, ты и так обойдешься! — сказала она, собирая свои вещи.
Обращаясь к Лилиан, Патрик тихо спросил:
— Нам, вероятно, нужно будет поговорить с матерью подружки, к которой собиралась пойти Сара. Который это дом?
— Синий, рядом с нами, — ответила Лилиан, не глядя ему в глаза.
Через несколько минут в дверь постучал священник, и Патрик решил, что им с Мартином тут больше нечего делать. Оставив позади дом, в который они своим известием принесли нежданное горе, полицейские сели в оставленную перед крыльцом машину, но не стали заводить мотор.
— Черт знает что! — сказал Мартин.
— Да уж, черт знает! — согласился Патрик.
Кай Виберг выглянул в кухонное окно, которое выходило на дорожку перед домом Флоринов.
— И что эта баба опять затеяла? — спросил он сердито.
— Что ты сказал? — крикнула из гостиной его жена Моника.
Он полуобернулся назад и громко ответил:
— Перед домом Флоринов стоит полицейская машина. Уверен, там опять затевается какая-нибудь подлость. Эта баба — Божье наказание за мои грехи!
Моника всполошилась и вошла в кухню:
— Ты действительно думаешь, что это имеет какое-то отношение к нам? Мы же им ничего не сделали.
Она продолжала расчесывать свои светлые волосы, подстриженные «под пажа», но вдруг застыла с гребенкой в руках, глядя в окно.
Кай фыркнул:
— Попробуй ей это сказать! Вот погоди, камеральный суд решит в мою пользу спор о балконе, а она останется в дураках! Надеюсь, что ей придется здорово раскошелиться на снос балкона.
— Послушай, Кай! Правильно ли мы поступили в этом деле? Он ведь всего на несколько сантиметров выступает за черту нашего участка и вообще-то нам не мешает. А у них как раз бедняга Стиг заболел и слег.
— Еще бы он не болел! Я бы тоже заболел на его месте, если бы мне пришлось жить в одном доме с этой чертовой бабой. А закон есть закон. Раз они так построили балкон, что он высовывается на наш участок, то пускай и платят за это безобразие или сносят его. Они же заставили нас срубить дерево, так ведь? И пришлось нам пустить на дрова нашу чудную старую березу, потому что она, видите ли, заслоняла этой мерзавке Лилиан вид на море. Ведь так она, кажется, заявила? Я ничего не путаю? — злобно набросился он на жену, распалившись от воспоминаний обо всех обидах, которые ему пришлось вынести за десять лет соседства с Флоринами.
— Да-да, Кай, ты, конечно же, прав.
Моника потупила взгляд, зная по опыту, что, когда муж приходит в раздражение, лучшая тактика — соглашаться и уступать. Лилиан Флорин была для Кая как красная тряпка для быка, и, когда речь заходила о ней, он терял всякую способность здраво рассуждать. Моника не могла не признать, что не только Кай виноват во всех этих скандалах, Лилиан и сама хороша. Если бы она с Каем не связывалась, то ничего бы такого и не случилось. Но Лилиан заставила их пройти через все судебные инстанции, затеяв тяжбу из-за якобы неправильно проведенных границ участка, из-за дорожки, которая проходила через ее землю на задах дома, из-за летнего домика, построенного слишком близко от ее владений, а главное, из-за березы, которую она несколько лет назад вынудила их срубить. И все это началось сразу же, едва они приступили к строительству дома. Кай как раз продал свою фирму по торговле канцелярскими принадлежностями, выручив несколько миллионов, и они решили пораньше выйти на пенсию, продать дом в Гётеборге и поселиться во Фьельбаке, где всегда проводили летние месяцы. Но покоя они так и не увидели. Лилиан все время придиралась к ходу работ, собирала подписи под протестами и спешила обжаловать решения суда, чтобы только помешать им. Не добившись прекращения стройки, она принялась выдумывать поводы для придирок. В сочетании со вспыльчивым нравом Кая это привело к тому, что дрязги между соседями вышли за все мыслимые и немыслимые рамки. Балкон Флоринов был лишь последним звеном в их междоусобице, но замаячившая в перспективе победа давала Каю преимущество, которое он использовал на всю катушку.
Выглядывая из-за занавески, Кай взволнованно зашептал:
— Вон двое парней выходят из дома и садятся в полицейскую машину. Вот увидишь, с минуты на минуту они придут и постучатся к нам. Что бы там ни было, а здесь они услышат всю правду. А Лилиан Флорин не в том положении, чтобы писать жалобу в полицию. Разве не она недавно подбежала к изгороди, ругалась и кричала, что постарается сделать так, чтобы я получил по заслугам? Незаконные угрозы — вот как это, по-моему, называется. За такое могут и посадить…
Кай уже облизывался от удовольствия в предвкушении предстоящей схватки и готовился к бою.
Моника вздохнула и ретировалась в гостиную. Там она села в кресло, взяла дамский журнал и стала читать. Ей было все равно.
— Может быть, лучше съездим поговорить с подружкой и ее мамой? Раз уж мы тут рядом?
— Давай съездим, — вздохнул Патрик и дал задний ход.
Нужный дом стоял в двух шагах, до него можно было и пешком дойти, но Патрик не хотел оставлять машину, чтобы не загораживать подъезд к Флоринам, так как скоро должен был вернуться отец Сары.
С невеселыми лицами полицейские постучались в дверь синего дома, который находился через три участка от Флоринов. Дверь открыла девочка приблизительно одного возраста с Сарой.
— Привет! Это ты Фрида? — дружелюбно спросил Мартин.
Девочка молча кивнула в ответ и пропустила их в дом. Они неловко топтались в прихожей, пока Фрида исподлобья их разглядывала. Наконец Патрик решился спросить:
— А мама твоя дома?
Девочка и тут ничего не ответила, а убежала в дальний конец прихожей, где налево виднелась дверь, ведущая, как догадался Патрик, на кухню. Из-за двери послышались негромкие голоса, а затем в прихожую вышла женщина лет тридцати с небольшим и поздоровалась с вошедшими. Глаза ее беспокойно бегали, и она вопросительно посматривала на двух нежданных посетителей. Патрик понял, что она не знает, кто они такие.
— Мы из полиции, — сказал Мартин, подумавший, очевидно, то же, что и Патрик. — Можно войти? Нам бы хотелось поговорить с вами где-нибудь наедине. — С этими словами он выразительно поглядел на Фриду.
Мать девочки побледнела. Она уже догадывалась, о чем может пойти речь, если этого разговора не должна слышать ее дочка.
— Иди наверх, Фрида, и поиграй у себя в комнате!
— Но, мамочка… — начала было протестовать девочка.
— Без возражений! Ступай в свою комнату и оставайся там, пока я тебя не позову.
Видно было, что девочке хочется настаивать на своем, но по железному тону матери она поняла, что в этом споре ей не победить. С недовольным видом она поплелась наверх, с надеждой оглядываясь иногда на стоящих под лестницей взрослых: вдруг они все-таки переменят решение? Но они неподвижно выждали, пока девочка поднялась на второй этаж и закрыла за собой дверь.
