Он глотнул кофе и увидел на экране, как появились они с Ханной, чтобы снова прекратить драку. Камера следовала то за Ханной, которая отвела Лиллемур в сторону, то за ним, когда он со злым выражением лица отчитывал остальных участников. Потом камера повернула обратно к парковке, и стало видно, как Лиллемур бежит в направлении селения. Камера выхватила крупным планом ее удаляющуюся спину, затем Ханну, говорящую по мобильному телефону, а потом его самого. Он по-прежнему стоял с разъяренным видом, но теперь следил за убегающей девушкой.
За следующий час Мартин не увидел ничего, кроме пьяной молодежи и участников шоу, которые вовсю продолжали напиваться. Около трех последние из них отправились спать, и камеры перестали снимать. Пока пленка перематывалась обратно, Мартин продолжал сидеть, уставившись невидящими глазами в темный экран. Он не мог сказать, что заметил нечто, способное помочь им двигаться дальше. Однако что-то застряло у него в подсознании и не давало покоя, словно соринка в глазу. Он посмотрел на темный экран, потом снова нажал на «Play».
— У меня перерыв на обед только час, — сердито сказал Ула, открывая дверь. — Так что давайте покороче.
Йоста с Ханной зашли и сняли обувь. Дома у Улы они еще не были, но педантичный вид квартиры их не удивил — ведь им уже доводилось видеть его кабинет.
— Я буду тем временем есть, — заявил Ула, указывая на тарелку с рисом, филе цыпленка и горохом.
Никакого соуса, отметил Йоста, который сам никогда в жизни не стал бы что-нибудь есть без соуса — ведь это главное. С другой стороны, ему повезло с обменом веществ, благодаря которому у него еще не появилось старческого животика, хотя его питание, казалось бы, ему таковой гарантировало. Возможно, Уле повезло меньше.
— Что вам теперь надо? — спросил хозяин, аккуратно накалывая на вилку несколько горошин. Йоста с восхищением осознал, что Ула, похоже, не любит смешивать еду во рту, поскольку ест горох, рис и цыпленка по отдельности.
— У нас появились некоторые новые сведения, — сухо сообщил Йоста. — Не знакомо ли вам имя Бёрье Кнудсен или Эльса Форселль?
Ула наморщил лоб и обернулся, услышав позади себя какой-то звук. Из своей комнаты вышла Софи и вопросительно посмотрела на Йосту и Ханну.
— Что ты делаешь дома? — сердито спросил Ула, уставившись на дочь.
— Я… я себя плохо чувствую, — ответила та. Вид у нее был явно нездоровый.
— Что же с тобой такое? — с недоверием спросил Ула.
— Мне было плохо. Меня тошнит, — ответила она, и ее дрожащие руки в сочетании с легкой испариной на коже, казалось, убедили отца.
— Тогда иди ложись, — сказал он немного мягче, но Софи резко замотала головой.
— Нет, я хочу присутствовать, — возразила она.
— Я сказал, отправляйся в постель. — Голос Улы звучал решительно, но во взгляде дочери читалась еще большая решимость.
Ничего не ответив, она села на стул в дальнем углу, и хотя Ула явно испытывал неловкость от ее присутствия, он ничего не сказал, а просто продолжил есть рис.
— О чем вы говорили? Какие вас интересуют имена? — спросила Софи и посмотрела на Йосту с Ханной пустым взглядом. У нее, похоже, была температура.
— Мы спросили, не слышали ли вы с папой имени Бёрье Кнудсен или Эльса Форселль в связи с твоей мамой?
Софи, казалось, немного подумала, потом медленно помотала головой и вопросительно посмотрела на отца.
— Папа, ты их знаешь?
— Нет. Я этих имен никогда не слышал. Кто они такие?
— Еще две жертвы, — тихо произнесла Ханна.
Ула вздрогнул и задержал вилку на полпути ко рту.
— Что вы хотите сказать?
— Это два человека, ставшие жертвами того же преступника, который убил вашу бывшую жену. И твою маму, — слабым голосом добавила Ханна, не глядя на Софи.
— Что вы, черт побери, говорите? Сперва вы приходите и спрашиваете об этом Расмусе. А теперь у вас появляются еще двое? Чем вообще у нас занимается полиция?
— Мы работаем сутки напролет, — сухо сказал Йоста. Что-то в этом мужике доводило его до белого каления. Он сделал глубокий вдох и продолжил: — Жертвы проживали в Лунде и Нючёпинге. Марит как-то связана с этими городами?
— Сколько раз я должен вам повторять! — прошипел Ула. — Мы с Марит познакомились в Норвегии и вместе приехали сюда, чтобы работать, когда нам было по восемнадцать. С тех пор мы больше нигде не жили! Вы можете это понять?!
— Папа, успокойся, — Софи положила руку ему на плечо.
Похоже, это привело его в чувство, и он спокойно, но очень холодно сказал:
— Я считаю, что вы должны заниматься делом, а не бегать к нам с расспросами. Мы ничего не знаем!
— Возможно, вы сами не знаете, что обладаете необходимыми сведениями, — возразил Йоста, — и наше дело как раз заключается в том, чтобы разобраться.
— Вам что-нибудь известно о том, почему маму убили? — жалобным голосом спросила Софи.
Уголком глаза Йоста заметил, что Ханна отвернулась. Несмотря на внешнюю уверенность, ей, похоже, по-прежнему тяжело давалось общение с родственниками жертв. Неудобное, но в каком-то смысле положительное качество для полицейского. Йоста чувствовал, что его самого долгие годы службы слишком закалили. Он вдруг со всей очевидностью осознал, что именно поэтому, возможно, и стал в последние годы уклоняться от работы. Его квота человеческого горя выбрана, он завязал.
— Мы пока ничего не можем сказать, — объяснил он Софи, которая, несомненно, плохо себя чувствовала. Йоста только надеялся, что она их не заразит. Притаскивать на работу желудочный грипп, чтобы все потом оказывались прикованными к постели, стало в последнее время популярным. — Может быть, есть хоть что-нибудь, что угодно, связанное с Марит, о чем вы нам еще не рассказали, но сейчас хотели бы воспользоваться случаем и сообщить? Чтобы найти связь между ней и остальными жертвами, нам могут пригодиться любые сведения. — Йоста смотрел на Улу в упор. Его не покидало ощущение, возникшее во время прошлой встречи, — тот о чем-то умалчивает.
Однако Ула, не отводя взгляда, мрачно процедил сквозь зубы:
— Мы… ничего… не знаем! Езжайте лучше поговорите с этой лесби, возможно, ей что-то известно!
— Я… я… — пробормотала Софи, неуверенно глядя на отца. Она, казалось, пыталась подобрать слова, но не знала как. — Я… — начала она снова, но взгляд Улы заставил ее замолчать.
Она бросилась из кухни, прижимая руку ко рту. Из ванной комнаты донеслись звуки, говорящие о том, что ее рвет.
— Моя дочь больна. Я хочу, чтобы вы немедленно ушли.
Йоста вопросительно посмотрел на Ханну, та пожала плечами. Они направились к двери. Интересно, что же хотела, но не смогла сказать им Софи?
В такое время — в понедельник утром — в библиотеке было тихо и спокойно. Раньше она удобно располагалась на таком расстоянии от полиции, что легко можно было дойти пешком, но, поскольку теперь ее перевели в новое помещение «Футура», Патрику пришлось взять машину. Когда он вошел, за стойкой никого не оказалось, но после того, как он осторожно позвал, из-за стеллажей появилась библиотекарша.
