Тот встал, прислонившись к противоположной стене и скрестив руки на груди. Пожалуй, не так уж глупо, чтобы кто-нибудь еще разок на все взглянул.
— Как я вижу, криминалисты уже вернули тебе все книжные странички. — Йоста повернул голову к Патрику.
— Вчера. Теперь нам не хватает только страницы Яна-Улова. Но ее не сохранили.
— Жаль, — заметил Йоста, продолжая двигаться назад во времени, в направлении Эльсы Форселль. — Любопытно, почему именно «Гензель и Гретель», — задумчиво сказал он. — Это случайность или же книга имеет какое-то значение?
— Хотел бы я это знать. И многое другое тоже.
— Хм, — произнес Йоста, стоявший теперь перед той частью стены, где размещались фотографии и документы, касавшиеся Эльсы.
— Я звонил в Уддеваллу. Они еще не нашли бумаг о ее ДТП. Как только найдут, пришлют по факсу, — сообщил Патрик, предупреждая вопрос Йосты.
Тот не ответил, просто молча разглядывал документы. Из окна струился весенний свет, бросая отблеск на бумаги, не обладавшие матовой поверхностью. Йоста немного нахмурился, потом отступил на полшага назад. Потом склонился еще больше, почти приложив ухо к стене. Патрик озадаченно наблюдал за ним. Чем это старик занимается?
Йоста, похоже, изучал книжную страницу сбоку. Страничка Эльсы шла в сказке первой, с нее и начинался рассказ о Гензеле и Гретель. Йоста обернулся к Патрику с видом триумфатора.
— Встань-ка на мое место, — позвал он, отступая в сторону.
Патрик поспешил занять ту же позицию, прислонил голову к стене и посмотрел на страницу, в точности как только что это проделал коллега. И тут, против идущего от окна света, он увидел открытие Йосты.
Софи казалось, что у нее внутри все заледенело. Она смотрела на то, как опускают в могилу гроб. Смотрела, но не понимала. Не могла понять, что в гробу лежит ее мама.
Пастор что-то говорил, во всяком случае, шевелил губами, но Софи не могла разобрать слов — все перекрывал шум в ушах. Она покосилась на отца: Ула стоял с каменным лицом, склонив голову и приобняв рукой бабушку. Мамины родители вчера приехали из Норвегии — совсем не такими, как их помнила Софи, хотя она и виделась с ними на Рождество. Они стали ниже ростом, еще больше поседели и похудели, у бабушки на лице появились новые морщины, и Софи даже не понимала, как к ней приблизиться. Дедушка тоже изменился — стал молчаливее, бесцветнее. Всегда такой громогласный, он бродил по квартире Улы и Софи из угла в угол и подавал голос, только когда к нему обращались.
Краешком глаза Софи заметила какое-то движение у ворот, в самом конце кладбища. Она повернулась и увидела, что там стоит Керстин в красном пальто, судорожно ухватившись за решетку калитки. Софи едва удавалось заставить себя не отвести от нее взгляда. Ей было стыдно — за то, что отец стоит здесь, а Керстин нет. Стыдно за то, что она не боролась за право Керстин попрощаться с Марит. Но отец был так категоричен, так решителен. А у нее не хватило сил. Он не переставал ругать ее с тех пор, как узнал о том, что она передала полиции статью о Марит, говорил, что она опозорила семью. Опозорила его. Поэтому когда он завел речь о том, что на похоронах будут только самые близкие, семья Марит, и пусть «эта баба» только посмеет сунуться, Софи избрала простой выход и промолчала. Она сознавала, что это неправильно, но отец проявлял такую ненависть и злобу, что она понимала — борьба обойдется ей слишком дорого.
Но, глядя издали на лицо Керстин, Софи глубоко раскаивалась. Мамина спутница жизни стоит в одиночестве, не имея возможности сказать последнее прости своей любимой. Следовало быть смелее, сильнее. Имя Керстин даже не упоминалось в извещении о смерти. Ула опубликовал извещение, в котором ближайшими родственниками значились он сам, Софи и родители Марит. Однако Керстин опубликовала собственное извещение. Увидев его в газете на день раньше, Ула пришел в ярость, но уже ничего не мог поделать.
Внезапно Софи почувствовала, что от всего устала: от вранья, от лицемерия, от бесконечной несправедливости. Она выскочила на гравиевую дорожку, секунду поколебалась, а затем быстрым шагом направилась к Керстин. На мгновение Софи вновь почувствовала у себя на плече руку матери и с улыбкой бросилась в объятия Керстин.
— Сигрид Янссон, — щурясь, произнес Патрик. — Проверь-ка, ведь правда, Сигрид Янссон?
Он уступил место Йосте, который снова взглянул на книжную страницу и проступающее в лучах весеннего света имя.
— Похоже, что так, — довольно подтвердил Йоста.
— Странно, что криминалисты этого не заметили, — сказал Патрик, но потом сообразил, что в их задание входил поиск отпечатков пальцев. А оказывается, когда владелица книги надписывала на титульном листе свое имя, ручка оставила отпечаток на следующей странице — на первой странице, которую нашли рядом с Эльсой Форселль.
— Что будем делать дальше? — спросил Йоста, по-прежнему с довольным выражением лица.
— Имя, конечно, не слишком редкое, но можно для начала поискать на Сигрид Янссон в Швеции и посмотреть, что это даст.
— Книга-то старая. Владелица уже, возможно, умерла.
— М-да — Патрик задумался, а потом ответил: — Поэтому нам придется расширить поиск так, чтобы он включал не только женщин, живущих в Швеции сейчас. Можно, скажем, исходить из женщин, родившихся в двадцатом веке.
— Звучит разумно, — произнес Йоста. — Как ты думаешь, то, что именно Эльсе Форселль досталась первая страница, имеет какое-то значение? Может, она как-то связана с Сигрид Янссон?
Патрик пожал плечами. В этом деле его уже ничто не удивляло и возможным казалось все.
— Это нам и предстоит узнать, — коротко ответил он. — Вероятно, у нас появится больше сведений, когда позвонят из Уддеваллы.
Словно по сигналу, у него на столе зазвонил телефон.
— Патрик Хедстрём, — произнес он и, услышав, кто звонит, жестом показал Йосте не уходить.
— ДТП. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый. Да… Да… Нет… Да…
Он отвечал односложно, а Йоста подпрыгивал на месте от нетерпения. По лицу Патрика он понимал, что информация имеет решающее значение. И оказался прав.
Положив трубку, Патрик торжествующе сказал:
— Звонили из Уддеваллы. Они нашли сведения об Эльсе Форселль. По ее вине в шестьдесят девятом году произошло лобовое столкновение с другой машиной. Она села за руль, выпив. Угадай, как звали погибшую женщину?
— Сигрид Янссон, — с благоговением прошептал Йоста. Патрик кивнул.
— Поедешь со мной в Уддеваллу?
Йоста лишь фыркнул в ответ. Что за вопрос?
— Куда это рванули Патрик и Йоста? — спросил Мартин, обнаружив кабинет товарища пустым.
— Они поехали в Уддеваллу, — ответила Анника и посмотрела на Мартина поверх очков.
Она всегда испытывала к нему особую симпатию. В нем было что-то щенячье, неиспорченное, пробуждавшее у нее материнские чувства. До встречи с Пией он часами сидел у нее в комнате, делясь своими любовными переживаниями, и хотя Анника радовалась тому, что теперь у него имеются стабильные отношения, ей порой не хватало их бесед.
