Эрик медленно повернулся к Кеннету.
— Я хорошо понимаю твою семейную ситуацию, — проговорил он. — Но если мы не подготовим все коммерческие предложения к тендеру на следующей неделе, то можно смело закрывать контору. Всем нам приходится чем-то жертвовать.
Кеннет мысленно задался вопросом, чем собирался пожертвовать сам Эрик. Ситуация была совсем не такой острой, как он намекал. Всю документацию можно было подготовить в понедельник — босс явно преувеличивал, говоря, что жизнеспособность предприятия поставлена на карту. Вероятнее всего, Эрику просто нужен был повод, чтобы улизнуть из дома, но вот зачем ему понадобилось вытаскивать их дому Кеннета? Ответ лежал на поверхности: потому что это можно было сделать без особых усилий.
Оба принялись за работу и некоторое время, стиснув зубы, занимались каждый своим делом. Офис представлял собой одно большое помещение, так что здесь не было никакой возможности закрыться и побыть в одиночестве. Кеннет исподтишка поглядывал на Эрика. С тем происходило нечто странное. Трудно было сказать, что именно, но во всей его фигуре появилась какая-то неуверенность. Он казался усталым, волосы чуть растрепались, рубашка не была безукоризненной, как обычно. Что-то он сегодня сам на себя не похож. Кеннет собирался даже выяснить, не случилось ли у него чего-нибудь дома, но потом решил воздержаться от подобных расспросов. Вместо этого он поинтересовался как можно более равнодушным тоном:
— Ты слышал вчера новость про Кристиана?
Эрик вздрогнул.
— Да.
— Вот ведь ужас! Какой-то сумасшедший присылает ему угрозы, — проговорил Кеннет небрежным тоном, хотя сердце учащенно билось в груди.
— Хм, — выдавил из себя Эрик, не сводя глаз с экрана компьютера; однако руки его не прикасались ни к клавиатуре, ни к мыши.
— Кристиан что-нибудь тебе об этом рассказывал? — продолжал Кеннет. Это было все равно что пытаться не расковыривать затянувшуюся коркой рану. Ему не хотелось говорить об этом, да и Эрик явно не был расположен к разговору, но Кеннет ничего не мог с собой поделать. — Он тебе что-нибудь говорил?
— Нет, мне он ничего не говорил ни про какие угрозы, — ответил Эрик и стал рыться среди документов на столе. — Но ведь в последнее время он был так занят своей книгой, что мы редко встречались или перезванивались. К тому же такое обычно держат при себе.
— Может, ему стоило бы обратиться в полицию?
— Откуда ты знаешь, что он туда не обращался?
Эрик продолжал бесцельно рыться в кипах бумаг.
— Да, правда… — Кеннет на некоторое время умолк. — Но что может сделать полиция, если письма анонимны? Я хочу сказать — это может быть любой маньяк…
— А я откуда знаю? — буркнул Эрик и выругался, порезавшись о край бумажного листа. — Черт подери! — воскликнул он и пососал пострадавший палец.
— Ты думаешь, все это серьезно?
Эрик вздохнул.
— Зачем гадать? Я же сказал — понятия не имею.
Под конец фразы его голос повысился и внезапно надломился. Кеннет с удивлением посмотрел на Эрика. Тот был явно не в себе. Интересно, это имеет отношение к делам фирмы?
Кеннет никогда по-настоящему не доверял Эрику — а вдруг он что-нибудь натворил? Однако Кеннет тут же отогнал от себя эту мысль. Вся бухгалтерия у него под контролем; он бы сразу заметил, если бы Эрик выкинул какой-нибудь номер. Скорее это связано с Луизой. Просто загадка, что они так долго продолжают жить вместе, когда все, кроме них самих, понимают, что они оказали бы друг другу большую услугу, если бы разбежались. Впрочем, это не его дело. Ему своих забот вполне хватает.
— Да так, просто интересно, — пробормотал Кеннет.
Он открыл в программе Excel файл с финансовым отчетом за последний месяц. Мысли его витали где-то далеко.
* * *
Платье по-прежнему хранило ее запах. Кристиан поднес его к носу и вдохнул микроскопические остатки духов, притаившиеся в ткани. Закрыв глаза и ощущая ноздрями этот запах, он буквально видел ее перед собой. Темные волосы, доходившие до талии, которые она то заплетала в косу, то стягивала в узел на затылке. У другой женщины это выглядело бы старомодно — но только не у нее.
Она двигалась как танцовщица, хотя и оставила танцевальную карьеру. У нее не хватило силы воли, как она объяснила ему. Талант у нее был, но не хватило решимости поставить искусство во главу угла, отдаться ему целиком — пожертвовать любовью, радостью жизни, друзьями. Она слишком любила жизнь.
Поэтому она бросила танцевать. Но танец по-прежнему жил в ней, когда они встретились, и до самого конца. Он часами мог любоваться ею. Смотреть, как она ходит по дому, занимаясь мелкими домашними делами, напевая что-то себе под нос, а ее ноги двигались при этом так грациозно, словно она не касалась ими пола.
Он снова поднес платье к лицу. Почувствовал, как прохладная ткань коснулась кожи, слегка зацепившись за щетину на его подбородке, охладила его пылающие щеки. В последний раз она надевала платье на праздник летнего солнцестояния. Голубая ткань подчеркивала голубизну ее глаз, а темная коса, свисавшая по спине, блестела на солнце, как золотые нитки в ткани.
Вечер выдался потрясающий. Погода была солнечная, и они сидели во дворе. Селедка и свежая картошка. Еду они приготовили вместе. Ребенок лежал в тенечке, коляска была прикрыта защитной сеткой, чтобы никакие насекомые не потревожили его сон. Ребенок находился в безопасности.
Имя ребенка всплыло в сознании, и Кристиан вздрогнул, словно наткнулся на острое. Вместо этого заставил себя вспомнить запотевшие бокалы с вином, друзей, которые подняли тост за лето, за них, за их любовь. Он вспомнил клубнику, которую она вынесла на большом блюде. Вспомнил, как она перед тем сидела и чистила клубнику за кухонным столом и как он подтрунивал над ней, поскольку ягоды то и дело оказывались у нее во рту, а не на блюде, которое предполагалось выставить на стол для гостей, вместе со взбитыми сливками и с сахаром, по рецепту ее бабушки. В ответ на его шутки она рассмеялась, притянула его к себе и поцеловала губами, напоенными соком спелых ягод.
Сидя с платьем в руках, он невольно всхлипнул и не смог сдержаться. На ткани образовались темные пятна от его слез, и он принялся оттирать их рукавом джемпера. Так не хотелось испортить то немногое, что ему осталось.
Кристиан бережно положил платье обратно в чемодан. Вот и все, что осталось от них. Единственное, что он смог сохранить. Закрыв крышку, он осторожно задвинул чемодан в самый дальний угол. Санна не должна его найти. От одной мысли, что она откроет чемодан, увидит платье, возьмет его в руки, все у него внутри сжималось. Он знал, что совершил ошибку, но он выбрал Санну по одной-единственной причине: Санна не была похожа на нее. Ее губы не пахли клубникой, она не двигалась как танцовщица.
Но это не помогло. Прошлое преследовало его так же неумолимо, как настигло ту, что носила это голубое платье. И теперь он не видел выхода.
