Хозяйка и хозяин переглянулись.
— Какой такой шум? — удивилась женщина. — Никакого шума мы не поднимаем. Скажи, Эйви?
Она поглядела на мужа, тот замялся.
— Эй, отвечай-ка! — прикрикнула она, муж вздрогнул.
— Нет, не думаю, нет, конечно, какой такой шум.
У Сигурда Оли зазвонил мобильный. Он не то что Эрленд, держит аппарат не в кармане куртки, где его не найдешь, а в специальном кожаном чехольчике на ремне брюк. Да и брюки выглажены, не то что у босса. Сигурд Оли извинился перед хозяевами и снял трубку.
— Приезжай-ка ты на квартиру к Хольбергу, да поскорее, — раздался из динамика голос Эрленда.
— А что происходит? — спросил Сигурд Оли.
— Копаем, брат, работа у нас, у полицейских, такая — копать, — сказали на другом конце, после чего раздались короткие гудки.
На Северном болоте Сигурд Оли застал и Эрленда и Элинборг. Босс стоял у порога подвальной квартиры, курил, Элинборг что-то делала внутри — кажется, ходит туда-сюда и принюхивается. Сигурд Оли вопросительно посмотрел на Эрленда, тот пожал плечами и выбросил сигарету. Вдвоем они зашли в квартиру.
— Вот скажи мне, чем тут пахнет, на твой взгляд? — спросил Эрленд Сигурда Оли, и напарник стал принюхиваться, как Элинборг. Все втроем стали ходить по комнатам и шумно втягивать воздух — все, кроме Эрленда, у которого после стольких лет курения обоняние почти атрофировалось.
— Когда я сюда вошла в первый раз, — сказала Элинборг, — я подумала, наверное, тут живут лошадники, или прямо в подвале, или где-то в доме. Запах был такой, какой бывает в конюшнях — то ли лошади, то ли сапоги для верховой езды, то ли седла, в этом духе. А может, лошадиный навоз — ну, в общем, конюшня конюшней. Такой же запах стоял в нашей с мужем первой квартире. Но и в том доме никаких лошадников не было. Запах был от мусора и сырости. Из батарей текло уже много лет, заливало постепенно ковер и паркет, и никто даже пальцем не подумал пошевелить. Мы еще переделали в спальню вторую ванную комнату, так рабочие схалтурили и просто забили слив соломой, а сверху положили тонкий слой цемента. Пройдохи! Все время у нас пахло канализацией — сквозь солому и цемент.
— И это значит? — спросил Эрленд.
— То, что здесь, на мой взгляд, такой же запах, только гораздо сильнее. Бррррр, какая вонь! Крысы, канализация и влажность.
— Марион Брим любит давать мне советы, — сказал Эрленд несколько неуверенным тоном, вдруг коллеги не знают этого имени. — Так вот, Марион уже несколько дней читает все, что есть в архивах про Северное болото. Последний совет, стало быть, такой — не упускать из виду, что у нас тут именно болото, а не что-то другое.
Элинборг и Сигурд Оли переглянулись.
— Северное болото некогда было как бы отдельной от остального Рейкьявика деревней, — продолжил Эрленд. — В самом центре города, но отдельной. Дома здесь начали строить в конце войны. Исландия стала независимой республикой, и тут началось строительство, улицы в новом районе, конечно, назвали в честь любимых героев саг, там, улица Гуннара, улица Греттира и прочее. И здесь собралась самая разная публика — от относительно обеспеченных людей, даже богатых, до едва ли не отбросов общества, которые только и могли себе позволить, что дешевые подвальные помещения. И еще тут живет очень много стариков вроде Хольберга, хотя большинство из них пообразованнее да поцивилизованнее его. И, что любопытно, старики живут как раз в таких вот подвальных квартирах. Это все не я раскопал, а Марион Брим.
Эрленд сделал глубокий вдох.
— И эти подвальные квартиры — важная особенность Северного болота. На самом деле никаких квартир в подвалах изначально не было — хозяева домов переделывали подвалы в квартиры — штукатурили стены, ставили плиты — в общем, превращали их в жилые. Раньше это были просто рабочие помещения, потому что дома находились — как это Марион говорит? — на самообеспечении. Вы понимаете, о чем я?
Коллеги покачали головами.
— Ну конечно, вы слишком молоды, не можете помнить, — сказал Эрленд, зная, что этим выведет коллег из себя. — В таких подвалах находились комнаты для прислуги, для горничных, которых нанимали себе люди побогаче. У них в этих норах были комнаты, где они спали, стирали, готовили еду, хранили полуфабрикаты и так далее, ну и ванная с туалетом.
— И очень важно, что все это на болоте, — сказал Сигурд Оли, не стараясь скрыть сарказма.
— Это правда очень важно, Эрленд? — спросила Элинборг.
— А под подвалами находится фундамент…
— Что очень необычно, — вставил Сигурд Оли, обращаясь к Элинборг.
— …как и в любом другом доме, — продолжил Эрленд, не обращая внимания на шуточки Сигурда Оли. — И если поговорить с водопроводчиками, как это последние несколько дней делает Марион Брим…
— Что это за чертов марионбрим и что это все за херня? — не выдержал Сигурд Оли.
— …то выяснится, что их регулярно вызывают именно на Северное болото. Потому что для них тут есть работа — то и дело в здешних домах, построенных много лет назад на болоте, случается одна и та же неприятность. Не во всех, в некоторых — часто это можно заметить, осмотрев дом снаружи. Эти дома покрывали снаружи штукатуркой, смешанной с камешками, вровень с землей. И на некоторых домах сегодня видно, что камешки и штукатурка заканчиваются выше современного уровня земли, а ниже торчит голая стена. Проблема в том, что земля оседает не только вокруг дома, но и внутри.
Ага, вот они и перестали ухмыляться!
— Риэлторы называют такие вещи скрытым дефектом постройки, и что с этим делать, толком никто не знает. Дома оседают вместе с грунтом, и нагрузка на трубы под домом увеличивается, часто они просто лопаются — прямо под полом подвала. Ты и оглянуться не успел, а все, что ты сливаешь в унитаз, попадает прямиком в фундамент. Это можно не замечать годами, если бетон в подвале достаточно прочный и не пропускает запах. Но часто на полу образуются пятна — в старых домах избыток горячей воды сливается прямо в канализацию, и подпол подвала, таким образом, наполняется кипятком. Пол нагревается, паркет идет волнами.
Ого, вот уже и слушают меня с открытыми ртами.
— И это все тебе рассказал этот человек, как его, Марион? — спросил Сигурд Оли.
— Чтобы починить все это, нужно взломать пол, — продолжил Эрленд, — залезть в подпол и заменить или запаять трубу. И водопроводчики, как говорит Марион, частенько сталкивались вот с чем — они просверливают пол насквозь, а там полость. Фундамент частенько довольно тонкий, и между бетоном и землей образуются пустоты. Иногда очень даже здоровые — земля оседает где на полметра, а где и на метр. Это же все трясина!
Сигурд Оли и Элинборг переглянулись.
— Значит, тут под полом есть пустое место? — спросила Элинборг, постучав ногой по полу.
Эрленд улыбнулся:
— Вы еще не знаете, до каких глубин умеет докапываться Марион Брим! Отыскался водопроводчик, которого вызвали в этот самый дом, в эту самую квартиру как раз в год тысячестолетия Исландии. Этот год хорошо помнят все исландцы, и водопроводчик без труда вспомнил, что его вызывали сюда, как раз по поводу мокрого пола.
