38
Эрленд не сводил глаз с Катрины.
— Значит, он на работе сумел найти информацию о том, кто его настоящий отец? — спросил он.
— Он выяснил, что Альберт не может быть его отцом, — сквозь зубы процедила Катрина.
— Как именно? — усилил нажим Эрленд. — Что он искал? Почему он решил проверить свою запись в базе данных? Это что, была просто случайность?
— Нет, — сказала Катрина. — Это была не случайность.
Элинборг не могла больше терпеть, ей хотелось прекратить допрос и дать Катрине передохнуть. Она встала, сказав, что хочет пить, и жестом предложила Эрленду выйти за ней на кухню, тот так и сделал. Элинборг шепотом сказала боссу, что, с ее точки зрения, Катрине сейчас слишком тяжело, надо оставить ее на некоторое время, дать шанс отдохнуть и проконсультироваться с адвокатом. А уж потом допрашивать ее дальше, а покамест связаться с другими ее сыновьями, попросить их приехать, поддержать ее. Эрленд ответил, что они Катрину не арестовали, что ее ни в чем не подозревают и что их беседа не является формальным допросом. Они лишь собирают информацию, и как раз сейчас Катрина в настроении с ними сотрудничать. Нужно продолжать.
Элинборг отрицательно покачала головой.
— Куй железо, пока горячо, — сказал Эрленд.
— Как ты можешь!!! — прошипела в ответ Элинборг.
В дверях появилась Катрина и спросила, готовы ли они продолжать. Если так, она готова рассказать им всю правду и ничего не скрывать.
— Я хочу сразу с этим разделаться.
Элинборг предложила ей прежде вызвать адвоката, но Катрина отказалась. Среди ее знакомых адвокатов нет, она никогда не имела дел с адвокатами, понятия не имеет, как с ними общаться.
Элинборг гневно посмотрела на Эрленда, тот же жестом показал, что Катрина может продолжать. Они вернулись в гостиную. Катрина сжала руки в замок, тяжело вздохнула и начала говорить.
Тем утром Альберт уезжал за границу, и они встали рано, Катрина приготовила кофе. Снова зашла речь про то, что пора продать этот дом и купить что-нибудь поменьше. Они частенько об этом говорили, но до дела не доходило. Наверное, обоим казалось, что это слишком решительный шаг. Словно, продав дом, они наконец признаются самим себе, как постарели.
Они, конечно, не чувствовали себя старыми, но идея продать дом день ото дня делалась все навязчивее.
Альберт сказал, что по возвращении поговорит с риэлтором, и уехал на своем «чероки» в аэропорт.
Катрина снова легла, на работу ей полагалось идти лишь часа через два. Заснуть ей не удалось, все ворочалась, пока не пробило восемь утра. Тогда она опять встала и пошла на кухню — и оттуда услышала, как вошел Эйнар. У него был свой ключ.
Она сразу поняла, что он очень рассержен, но не могла взять в толк почему. Он сказал, что не спал всю ночь. Ходил из угла в угол по гостиной, затем пришел на кухню, но сесть отказался.
— Я знал, что концы с концами не сходятся, — зло сказал он вдруг и волком посмотрел на мать. — Я все время это знал!
Катрина не поняла, отчего он злится.
— Я, черт побери, всегда знал, что-то тут не так, — едва не кричал он.
— О чем ты, сынок? — спросила она, не понимая, в чем дело. — Что не так?
— Я добыл шифр, — сказал он. — В обход всех правил получил шифр. Я хотел понять, как эта проклятая болезнь передается из поколения в поколение — а она наследственная, уж можешь мне поверить. Ею страдают несколько семейств в Исландии. Но не наше. Ни у тебя, ни у папы этой болезни нет. Вот тут-то концы с концами и не сходятся. Понимаешь, что это значит? Понимаешь, о чем я?
Тут у Эрленда зазвонил в кармане мобильный телефон, он попросил прощения и вышел на кухню. Звонил Сигурд Оли.
— Старуха из Кевлавика опять тебя домогается, — выпалил он без преамбул.
— Старуха? В смысле Элин?
— Ну да, Элин.
— Ты говорил с ней?
— Да, — сказал Сигурд Оли. — Она твердила, что ей нужно немедленно переговорить с тобой.
— Чего ей надо?
— Она наотрез отказалась мне говорить. Как там ваши дела?
— Ты ей дал мой мобильный?
— Нет.
— Позвонит еще раз — дай ей мой номер, — сказал Эрленд и отключился. Катрина и Элинборг покорно ждали его в гостиной.
Эрленд еще раз извинился перед Катриной, и она продолжила рассказ.
Эйнар все ходил из угла в угол по гостиной, Катрина пыталась его успокоить и понять, что с ним такое. Села на диван, пригласила его сесть рядом, но он даже слушать не хотел, все ходил туда-сюда перед ней. Она знала, как ему тяжело в последнее время, а тут еще развод.
Жена решила уйти, захотела начать новую жизнь. Хотела заживить рану, не собиралась отдаваться боли по его примеру.
— Ну скажи мне, что не так, — повторила Катрина.
— Да все не так, мам, все не так.
И тут он задал ей вопрос, которого она с ужасом ждала все эти годы.
— Кто мой отец? — спросил Эйнар, остановившись прямо перед ней. — Кто мой настоящий отец?
Катрина в недоумении посмотрела на него.
— Секретов больше нет, мам, прятаться некуда.
— Что ты такое узнал? — спросила она. — Что ты вообще делал?
— Я узнал, кто мне не отец, — сказал он. — Хочешь знать кто? Это мой отец.
Он расхохотался.
— Ты поняла, что я сказал? А? Как смешно. Отец мне не отец! А если он мне не отец, то кто я тогда? Откуда я взялся? Пять минут назад у меня были братья — бах, они мне уже не настоящие, а только единоутробные. Почему ты мне ничего не рассказала? Почему лгала мне всю жизнь? Почему? Почему?
Она смотрела на него, и ее глаза налились слезами.
— Ты изменяла папе? — спросил он. — Мне можешь признаться, я никому не скажу. Ты изменяла ему? Никто не узнает, кроме нас двоих, но я хочу услышать это от тебя. Мне можешь говорить правду. Откуда я взялся? Как я появился на свет?
Он помолчал.
— Вы меня усыновили? Я сирота? Кто я такой? Что я такое? А, мам?
Катрина зарыдала, упала на диван. Эйнар смотрел на нее, постепенно приходя в себя, а она рыдала на диване. Он не сразу понял, как задели ее его слова. Через некоторое время он сел рядом и обнял мать. Они просидели так недолго, и она принялась рассказывать ему об ужасной ночи в Хусавике, когда ее муж был в море. Она ходила на танцы с подругами и там познакомилась с какими-то мужчинами, среди которых был Хольберг, и он затем вломился к ним в дом. Эйнар слушал не перебивая.
Она рассказала ему, как Хольберг ее изнасиловал, как угрожал ей и что она решила сохранить ребенка и никому никогда об этом не говорить.
