Даже ему и его отцу. И все было отлично.
Они прожили счастливую жизнь. Она не позволила Хольбергу отнять у нее радость. Он не сумел убить ее счастье.
Она сказала Эйнару, что хотя она и родила его от насильника, это ничего не значит — это не помешало ей любить его так же, как и его братьев, и что Альберту он особенно дорог. Ему, подчеркнула она, ни разу в жизни не пришлось пострадать за то, что натворил Хольберг. Ни разу.
Он не сразу нашелся что сказать.
— Прости меня, — наконец прервал молчание Эйнар. — Я не хотел кричать на тебя. Я просто подумал, ты изменяла папе и так я появился на свет. Я понятия не имел, что дело в изнасиловании.
— Конечно нет, — ответила она. — Откуда ты мог знать? Я никому до сего дня ничего не говорила.
— Я должен был подумать и об этой возможности, — вздохнул он. — Я просто забыл, что есть еще один вариант. Прости меня, пожалуйста. Ты ведь ужасно страдала все эти годы.
— Не стоит об этом думать. Ни к чему и тебе страдать из-за того, что он совершил.
— Но я уже пострадал из-за этого, мам, — сказал он. — И страданию нет конца, это вечная пытка. И ладно бы я один. Почему ты не сделала аборт? Что тебя остановило?
— Боже милостивый, Эйнар! Что ты такое говоришь!
Катрина вздохнула.
— Неужели вы в самом деле не думали сделать аборт? — спросила Элинборг.
— Еще как думала! Каждый час, каждый день! Пока не стало слишком поздно. Каждый день думала об этом, как только узнала, что беременна. Но ребенок-то мог быть и от Альберта! Это, наверное, и заставило меня отказаться от подобных мыслей. А после родов у меня началась депрессия. Меня даже госпитализировали в психиатрическую клинику. Я провела там три месяца, вылечилась, вернулась домой и влюбилась в ребенка немедленно. Не переставала его любить ни на миг.
Помолчали, Эрленд выждал немного, прежде чем задать следующий вопрос:
— Почему ваш сын вдруг заинтересовался базой данных по наследственным болезням?
Катрина подняла глаза и спросила:
— От чего умерла девочка из Кевлавика?
— От опухоли мозга, — сказал Эрленд. — Болезнь называется «нейрофиброматоз».
Из глаз у Катрины снова потекли слезы, она тяжело вздохнула.
— Так вы не знаете еще? — спросила она.
— Чего именно?
— Наша милая крошка умерла три года назад, — сказала Катрина. — Просто так, взяла и умерла. Никаких причин.
— Милая крошка? — переспросил Эрленд.
— Наша любовь, голубушка, — сказала она. — Дочка Эйнара. Умерла, и все тут. Несчастная, сладкая девочка!
39
В доме воцарилась гробовая тишина.
Катрина опустила голову, потрясенная Элинборг переводила взгляд с нее на Эрленда и обратно.
Эрленд смотрел в окно и думал о Еве Линд. Где она сейчас, что делает? Может быть, она дома?
Ему остро захотелось немедленно увидеть дочь, обнять ее и не отпускать, пока он не выскажет ей все до конца, пока не расскажет, как любит ее и как много она для него значит.
— Поверить не могу, — сказала Элинборг.
— Ваш сын — носитель, так? — уточнил Эрленд.
— Да, он именно этот термин употребил, — подтвердила Катрина. — Что-то вроде «носитель рецессивного гена», так он сказал. Они оба носители, и он и Хольберг. Он сказал, что унаследовал ген от того, кто меня изнасиловал.
— Но ни один из них не заболел, — сказал Эрленд.
— Похоже, болеют в основном женщины. Мужчины передают болезнь, но симптомов у них, как правило, нет. Но она жутко разнообразная, я не могу вам точно рассказать. Сын лучше знает, он попытался мне объяснить, но я плохо понимала его слова, я же не генетик. У него разбито сердце. И у меня, конечно.
— И он все это раскопал в базе данных, над которой работает его институт, — сделал вывод Эрленд.
Катрина кивнула:
— Он никак не мог понять, отчего вдруг заболела его крошка, и начал искать следы болезни в моей семье и в семье Альберта. Говорил с родственниками, работал не покладая рук. Мы думали, это он так просто пытается пережить утрату, ищет без конца причину. Ищет ответы, а мы-то думали, никаких ответов тут не найти. Они недавно расстались, Эйнар и Лаура. Не могли больше вместе, решили пожить раздельно, но отношения их лучше не стали.
Катрина замолчала.
— И тут он нашел ответ, — сказал Эрленд.
— Он убедился, что Альберт никак не может быть его отцом. Сказал, что из информации в базе данных это следует со всей очевидностью. Поэтому он и пришел ко мне. Думал, я была мужу неверна и так он появился на свет. Или что мы его усыновили.
— И Хольберга он тоже нашел по базе данных?
— Не думаю. Если только много позднее, после того, как я ему рассказала о случившемся. Какой-то полный абсурд вышел, фантасмагория! Сын составил список своих потенциальных отцов, Хольберг был в их числе. Понимаете, он с помощью генетики может по своей базе отслеживать родственные связи некоторых семей, так он и выяснил, что не может быть сыном своего отца. Он пришел к выводу, что он — отклонение. Другая ветвь.
— Сколько лет было его дочери?
— Семь.
— Умерла от опухоли мозга? — спросил Эрленд.
— Верно.
— И болезнь была та же, что у Ауд, нейрофиброматоз.
— Да-да. Как только это пережила мать Ауд! Сначала Хольберг, потом смерть дочери.
Эрленд нахмурился:
— Кольбрун не пережила смерти дочери, покончила с собой три года спустя.
— О боже мой, — выдохнула Катрина.
— Где сейчас ваш сын?
— Не знаю, — ответила Катрина. — Я места себе не нахожу от беспокойства, как бы он чего-нибудь ужасного не натворил с собой. Он так несчастен, мой бедный сын. Жуткая депрессия, просто жуткая.
— Как вы думаете, он мог выйти на связь с Хольбергом?
— Не знаю. Я только знаю, что он не убийца. Это точно.
— Как на ваш взгляд, он был похож на своего настоящего отца? — спросил Эрленд, повернувшись к стене, где висели фотографии детей.
Катрина не ответила.
— Вы видели сходство или нет? — повторил он вопрос.
— Эрленд, ради бога, прекрати, — рявкнула Элинборг, не в силах больше терпеть. — Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку, а?
— Прошу прощения, — сказал Эрленд Катрине. — Это мое природное любопытство. Вы нам очень помогли, и в утешение могу лишь сказать вам, что в жизни не видел более сильного и стойкого человека, чем вы. Не думаю, что мне еще встретятся такие. Страдать, но не говорить ни слова столько лет, — на это нужен поистине стальной характер.
