Отложив этот альбом, Эрленд огляделся и нашел, как ему показалось, самый свежий. В нем оказались фотографии маленькой девочки — на больничной койке, с катетерами в венах и кислородной маской на лице. Глаза закрыты, вокруг — разнообразные приборы. Видимо, отделение интенсивной терапии.
Стоит ли дальше листать?
Тут неожиданно в кармане у Эрленда зазвонил мобильный. Альбом вернулся на стол, но остался открытым. Звонила Элин из Кевлавика, очень возбужденная.
— Он был у меня сегодня утром, — сказала она, не здороваясь.
— Кто?
— Брат Ауд. Его зовут Эйнар. Я сразу попыталась вас найти. Он был у меня утром, рассказал мне всю историю, несчастный человек! Потерял дочку, точь-в-точь как Кольбрун. Он знает, от чего умерла Ауд. Наследственная болезнь, ей болели родичи Хольберга.
— Где он сейчас? — спросил Эрленд.
— Парень в жуткой депрессии, — сказала Элин. — Я боюсь, как бы он не наделал глупостей.
— Каких именно?
— Он сказал мне, мол, все кончено.
— Что именно?
— Не сказал, просто повторял все время, что все кончено.
— Так вы знаете, где он сейчас?
— Сказал, что собирается обратно в Рейкьявик.
— В Рейкьявик? Куда?
— Не сказал.
— Ну хоть намекнул?
— Нет, — ответила Элин, — никаких намеков. Вы обязательно должны его найти, а не то он глупостей наделает, я уверена. Он в ужасном состоянии, бедный мальчик. Просто кошмар, хоть стой, хоть падай. Боже мой, я никогда в жизни ничего подобного не видела.
— В смысле?
— Он просто вылитый отец. Как две капли воды похож на Хольберга, зеркальное отражение — и он не может с этим жить. Не может с этим смириться, хоть плачь. Как узнал, что этот мерзавец сотворил с его матерью, места себе не находит. Говорит, «я узник в собственном теле». Говорит, что в его жилах течет Хольбергова кровь и что он не в силах с этим мириться.
— И дальше что?
— Похоже, он себя возненавидел, — сказала Элин. — Говорит, он раньше был один человек, а теперь он другой, стал другим, и винит в этом себя. Говорит, «это я во всем виноват». Я как его только не увещевала, он не желает ничего слушать.
Эрленд глянул на фотографию девочки на больничной койке.
— А зачем он к вам пожаловал?
— Хотел, чтобы я рассказала ему про Ауд. Все, что только могу. Что она была за девочка, как умирала. Он сказал, что мы теперь родственники с ним, и хотел все знать. В жизни такого не слышала, подумать только!
Эрленд посмотрел на часы.
— Но куда он мог от вас направиться?
— Ради бога, найдите его, пока не поздно.
— Мы постараемся, — обещал Эрленд и хотел было попрощаться, но Элин не договорила.
— Простите, я вас перебил. Что-то еще?
— Он был на кладбище, когда вы выкапывали Ауд, — сказала Элин. — Следил за моим домом и поехал вслед за мной на кладбище, видел, как вы вынимаете гроб из могилы.
41
Эрленд приказал утроить усилия по поискам Эйнара.
Его фотографии разослали по всем полицейским участкам столицы и пригородов, а также в региональные центры; в СМИ запустили объявления о розыске. Если Эйнара обнаружат, был приказ не трогать его, а немедленно связаться с Эрлендом и ничего не делать. Он еще раз позвонил Катрине, та повторила, что не знает, где младший, а двое старших приехали к ней. Им она тоже все рассказала; как и мать, старшие братья не знали, где может находиться Эйнар. Альберт весь день не покидал отель «Эсья», лишь сделал два звонка в офис.
— Сущая трагедия, — бормотал себе под нос Эрленд, направляясь в участок. Они с Сигурдом не обнаружили в квартире ничего, что могло бы помочь им найти Эйнара.
День шел своим чередом. Элинборг и Сигурд Оли отправились беседовать с бывшей женой Эйнара, а Эрленд — в Центр генетических исследований.
Центр располагался в новом здании на Южной дороге, за пределами города. Пять этажей под самой строгой охраной.
В просторном фойе Эрленда встретили два охранника. Он заранее предупредил о визите, и директор Центра решила, что поговорит с гостем лично. Центр — частная компания, и ее директор, специалист по микробиологии и генетике, являлась одним из совладельцев. Училась в Англии и Америке, где и была сформулирована идея о том, что Исландия — лучшая полевая лаборатория для генетических исследований в фармакологии.
Благодаря разработанной в Центре базе данных оказалось возможным централизовать все истории болезни и медицинские карты страны и использовать эти сведения для отслеживания наследственных болезней и разработки лекарств.
Охранники проводили Эрленда в кабинет директора. Даме около пятидесяти, зовут ее Каритас — стройная, даже хрупкая, с короткими черными волосами, приветливо улыбается. Эрленд помнил, как она выступала по телевизору, и ожидал, что она окажется выше ростом. Радушно поздоровалась с Эрлендом и предложила ему сесть, но сразу отметила, что удивлена интересом рейкьявикской полиции к ее работе. Гость не стал откладывать дело в долгий ящик и, разглядывая стены, украшенные картинами современных исландских художников, сразу сообщил, что полиция подозревает одного из сотрудников компании в ряде правонарушений. В частности, он, видимо, взломал базу данных и извлек из нее потенциально опасную информацию. Эрленд не назвал имени подозреваемого — он и сам не совсем понимал, какую именно информацию мог добыть Эйнар, — но директор поняла его с полуслова. К большому его облечению, она не стала пытаться сбить его с толку — сам-то Эрленд ожидал сопротивления, этакого заговора молчания.
— Это очень деликатное дело, ведь мы храним информацию о частной жизни людей, — сказала она, едва дав Эрленду закончить, — и поэтому, прошу вас, пусть все, что я скажу, останется между нами. Некоторое время назад мы поняли, что к базе данных осуществляется несанкционированный доступ. Мы провели внутреннее расследование, и подозрение пало на одного из наших биологов. Мы бы очень хотели сами с ним поговорить, но он вдруг исчез, словно сквозь землю провалился.
— Это Эйнар?
— Да, совершенно верно. Понимаете ли, на деле разработка базы данных ведется до сих пор, но мы, разумеется, очень не хотим, чтобы широкая общественность узнала, что нашу систему защиты можно взломать и дальше делать с полученной информацией все, что угодно. Надеюсь, вы это понимаете. Хотя в данном конкретном случае никакого фактического взлома системы и не было.
— Почему вы не известили полицию сразу же?
— Я же говорю, мы хотели сначала разобраться самостоятельно. Дело очень деликатное и может выставить нас в неприглядном виде. Люди полагают, что хранящаяся у нас информация ни при каких обстоятельствах не может быть использована в ненадлежащих целях и распространяться. Люди верят, что у нас ничего нельзя украсть. Исландское, да и любое другое общество весьма серьезно относится к таким вопросам, неприкосновенности частной жизни и прочему в этом роде, поэтому мы стремились избежать массовой истерии по этому поводу.
