— Ты к нам на Северное болото собираешься? — сказал Сигурд Оли. Хорош гусь, ни здрасьте, ни до свиданья. — Мы, помнится, хотели получше осмотреть квартиру.
— Ты уже там? — спросил Эрленд, отойдя немного в сторону.
— Нет, я тебя жду, — рявкнул Сигурд Оли. — Где тебя черти носят?
Эрленд бросил трубку.
— Я сделаю, что смогу, — сказал он родителям. — Не думаю, что вашей дочери угрожает опасность. Вероятно, она просто перенервничала и прячется у друзей. Не стоит беспокоиться, я уверен, она вскоре вам позвонит.
Родители тем временем подняли вазу с пола и принялись подбирать рассыпавшиеся сердечки. Эрленд заметил, что несколько записок залетели под кресло, и нагнулся их поднять. Ну и прочитал заодно.
— Хо-хо! А это вы видели? — спросил он и вручил родителям карточку.
Отец прочел ее, и на его лице отразился смертный ужас. Он передал карточку матери, та прочла ее несколько раз, но явно не могла понять, что к чему. Эрленд взял у нее сердечко и снова прочел записку. Без подписи.
— Почерк вашей дочери? — спросил он.
— По-моему, да, — ответила мать.
Эрленд еще немного повертел в руках записку. М-да, хорошенькое дело. Вот скажите на милость, что это значит: «Он чудовище, что я наделала!»?
5
— Ну и где тебя носило? — спросил Сигурд Оли Эрленда, когда тот вернулся на работу, но ответа не получил.
— Ева Линд не выходила на связь? — спросил Эрленд вместо этого.
Сигурд Оли ответил, что не знает, но вряд ли. Он знал про проблемы Эрлендовой дочки, но они с боссом никогда об этом не разговаривали. Они вообще мало говорили о жизни вне работы.
— Что-нибудь новое о Хольберге? — спросил Эрленд и направился к себе в кабинет. Сигурд Оли пошел за ним и закрыл дверь. Убийства — нечастое дело в Рейкьявике и всякий раз привлекают к себе массу внимания. Поэтому полиция завела правило — в прессу не сообщать ничего, кроме самых общих вещей, а подробности дел держать в секрете.
— Мы собрали о нем кое-какую информацию, — сказал Сигурд Оли, открывая папку, которую держал в руках. — Родился в Сойдакроке, возраст — шестьдесят девять лет. Последние годы перед пенсией работал водителем грузовика. Да и до сих подрабатывал периодически. Как думаешь, стоит поговорить с его коллегами?
Высокий, красавец, одет в новый костюм, подумал Эрленд. Да еще окончил факультет криминалистики где-то в Америке. Полная моя противоположность: современный, организованный.
— А что другие из нашей группы говорят? — спросил Эрленд, пытаясь застегнуть отрывающуюся пуговицу на кардигане. Не вышло, пришлось оторвать.
Крепко сбитый, большой мужчина, пышные рыжие волосы, самый опытный следователь в группе. Еще бы ко мне не прислушивались. И коллеги и начальство давно бросили попытки заставлять Эрленда работать не так, как ему хочется. И дела, которыми он занимался, всегда раскрывались. Так что все идет, как надо, вот и отлично.
— Думают, убийца какой-нибудь псих, — сказал Сигурд Оли. — Может, как раз этот парень в зеленой куртке. Хотел деньгами поживиться и запаниковал, когда Хольберг указал ему на дверь.
— А родственники у этого Хольберга есть?
— Вроде бы нет, но мы пока собрали не все данные. Все еще разбираемся с его связями — друзья, коллеги и прочее.
— Судя по состоянию его квартиры, жил он один, и жил так давно.
— Да уж, ты по этой части эксперт, — вырвалось у Сигурда Оли, но Эрленд пропустил это мимо ушей.
— Что патологоанатомы?
— Предварительный отчет у нас. Ничего нового — мы и сами знали, что Хольберг умер от удара тяжелым предметом по голове. Рана по форме совпадает с формой пепельницы, определили по острым краям. Ему проломили череп, умер он мгновенно… ну или почти мгновенно. Видимо, падая, задел журнальный столик и опрокинул его. На голове еще одна рана, совпадает по форме с углом стола. На пепельнице отпечатки пальцев Хольберга и еще двух людей, один из которых также оставил отпечатки на карандаше.
— Надо полагать, стало быть, это отпечатки убийцы?
— Весьма вероятно.
— Ты прав, типичное тупое исландское убийство.
— Вот-вот, типичное. Эту-то версию мы и разрабатываем.
Дождь и не думал переставать. В это время года с просторов Атлантики через Исландию один за другим перекатывались циклоны, принося за собой ветра, дождь и черную зимнюю мглу. Полиция все еще трудилась в доме на Северном болоте. Вокруг здания натянута желтая лента; похоже, подумал Эрленд, на ремонт электросети — пробили дырку в асфальте, поставили сверху замызганную палатку, откуда летят искры, и обмотали это дело желтой лентой, словно подарок на день рождения. Хорош подарочек, и даже написано, от кого, прямо на ленте — «Полиция Рейкьявика».
Эрленда и Сигурда Оли встретили Элинборг и другие полицейские, которые ночь напролет работали в здании, собирая все до последней пылинки. У них как раз заканчивалась смена. Были допрошены все соседи, но никто не заметил ничего подозрительного — с утра понедельника и до момента нахождения тела все было тихо.
Коллеги уехали, и в доме остались только Эрленд и Сигурд Оли. Кровь на ковре почернела. Пепельницу увезли как вещественное доказательство, с ней же — карандаш и блокнот. В остальном — та же квартира, что вчера. Оба надели резиновые перчатки, и Сигурд Оли отправился в кладовку и коридор, а Эрленд — осматривать гостиную. На стенах висели плакаты — аккуратные, в рамах под стеклом, словно их только что купили. В книжном шкафу — переводные триллеры, все в мягких обложках, некоторые читанные, другие, видимо, не открывались. Ничего любопытного в твердой обложке. Эрленд наклонился посмотреть, что стоит на нижней полке, узнал только одну книгу, тоже в мягкой обложке, — набоковскую «Лолиту», снял ее с полки, открыл. Английский оригинал, читана несколько раз.
Поставив книгу обратно на полку, Эрленд занялся письменным столом. Г-образный, занимает целый угол. Рядом новое, удобное офисное кресло, стоит на пластиковом коврике, дабы не повредить пол. Стол явно старше кресла. С обеих сторон тумбы с ящиками и еще один длинный, под длинной столешницей, всего девять. На короткой стороне стоит 17-дюймовый монитор, под столешницей — выдвижной поддон для клавиатуры, сам компьютер — на полу под столом. Все ящики заперты.
Сигурд Оли тем временем изучил шкафы в спальне. Все очень чисто и в идеальном порядке, носки аккуратно сложены в одном ящике, в других, тоже аккуратно, белье, брюки, свитера. На вешалке — несколько сорочек и три костюма, старомодных, из эпохи диско, коричневых в полоску. На полу — несколько пар обуви. В верхнем ящике — постельное белье. Хозяин застелил постель до прихода неведомого гостя. Одеяло и подушка укрыты белым покрывалом. Все просто, даже несколько аскетично.
На тумбочке рядом с кроватью — будильник и две книги, одна — сборник политических интервью, другая — альбом с фотографиями грузовиков «Скания». Внутри тумбочки — лекарства, медицинский спирт, снотворное, панадол и баночка с вазелином.
