Подъехала школьная машина, погудела мальчикам дважды. Водитель видел, что они стоят на дороге, но не мог ждать больше и уехал, исчезнув за поворотом. Мальчишки стояли не шелохнувшись, не говоря ни слова, а потом встряхнулись и тихонько направились обратно к дому.
Они ни за что не хотели оставлять Миккелину дома одну.
Симон подумал сбегать за мамой или послать Томаса, но решил, что время терпит; мама заслужила провести еще один, последний день в покое. Они увидели, как Грим зашел в дом и закрыл за собой дверь, и ринулись за ним со всех ног. Они не имели ни малейшего представления, что их ждет внутри. Думали только об одном — Миккелина, в полном одиночестве, спит в большой кровати в спальне. Куда ей — пока Грим был дома — было настрого запрещено совать свой вонючий калекин нос.
Братья открыли дверь и прокрались внутрь, Симон шел первым, а за ним, не отставая, держа брата за руку, Томас. Они подошли к кухне и увидели, что Грим стоит у стола, к ним спиной, втягивает носом воздух и харкает в раковину. Он зажег над кухонным столом свет, но дети видели лишь его очертания.
— Где ваша мать? — не поворачиваясь, спросил Грим.
Наверное, все-таки заметил нас на дороге, подумал Симон и ответил:
— На работе.
— На работе? Где? Где она работает?
— На молочной ферме, на Туманном мысу.
— Она что, не знала, что сегодня я возвращаюсь домой?
Грим повернулся к ним лицом и сделал шаг вперед, к лампочке. Мальчишки впервые смогли разглядеть его — утром так темно, без лампы ничего не видно, — впервые после нескольких месяцев отсутствия. Глаза у братьев стали как тарелки, едва они в тусклом свете лампочки увидели лицо Грима. С ним что-то случилось. Половину лица над правой щекой покрывал ожог, правый глаз полузакрыт — нижнее веко прикипело к верхнему.
Грим улыбнулся:
— Что скажете, красавчик ваш папочка, а?
Братья все не могли отвести глаз от изуродованного лица.
— Тебе предлагают кофе, а потом как плеснут тебе им в лицо, такие дела.
Грим подошел поближе.
— И главное, им вовсе не нужно заставить тебя говорить. Нет, они все и так знают, кто-то им разболтал. Не оттого они плещут крутым кипятком тебе в лицо. Не оттого хотят превратить тебя в сраного урода.
Мальчишки совершенно не понимали, о чем он.
— Приведи ее, — приказал Грим и глянул на Томаса, прятавшегося за спиной старшего брата. — Отправляйся в этот сраный жвачный хлев и приведи мне эту распроклятую корову.
Симон краем глаза заметил, что в коридоре кто-то есть, но не смел даже подумать о том, чтобы повернуть туда голову. Миккелина проснулась. Она научилась худо-бедно передвигаться и, видимо, выбралась в коридор, но не отваживалась ползти на кухню.
— Воооооон! — зарычал Грим. — Немедленно!
Томас аж подпрыгнул. Симон не был уверен, что младший знает дорогу на хутор. Томас пару раз всего ходил с мамой на ферму летом, а сейчас почти кромешная тьма и холодно, а Томас такой маленький.
— Нет, лучше я, — сказал Симон.
— Хуй собачий!!! — прошипел Грим и заорал на Томаса: — Уебывай, выблядок!
Томас выпустил руку Симона, открыл дверь, вышел на мороз и аккуратно закрыл дверь за собой.
— Так, Симон, сынок, а теперь подойди-ка к папочке да присядь рядом с ним, — велел Грим.
Как резко он меняется! Миг назад готов был нас убить, а тут бах! — и всю злобу как рукой сняло.
Симон неуверенно, мелкими шажками зашел на кухню и сел на стул. Точно, кто-то есть в коридоре. Только бы, ох только бы Миккелина не попалась сейчас ему на глаза! В коридоре была маленькая клетушка, и Симон изо всех сил надеялся, что Миккелина догадается там спрятаться, доползет-дохромает и Грим не заметит ее.
— Соскучился небось по старику своему, а? — сказал Грим и сел напротив Симона.
Симон, не сводя глаз с ожога, кивнул.
— Ну расскажи папочке, как у вас тут было летом, папочке ведь интересно.
Симон, не говоря ни слова, смотрел на Грима и все думал, где начинать врать. Ведь нельзя же рассказывать ему про Дейва, про то, что он захаживал к ним по сто раз на дню, про то, что он куда-то ходил вместе с мамой, не зовя с собой детей, про их прогулки, про пикники. Нельзя же ему рассказывать, что они все вместе спали в одной кровати, в той самой большой кровати — его, Гримовой, кровати, — и не как-нибудь там, а каждый день. Нельзя же рассказывать ему, что мама словно ожила, едва только Грима усадили за решетку, и все — благодаря Дейву. Дейв вдохнул в нее новую жизнь. Нельзя же ему рассказать, с какой радостью мама просыпается по утрам, как прихорашивается. Как расцвело ее лицо. Как оно делалось краше день ото дня, и все потому, что рядом был Дейв.
— Что, неужели ничего не было? — удивился Грим. — Ничего не было целое лето?
— Нет, была… была отличная погода, — еле слышно сказал Симон, не отводя глаз от ожога.
— Да, погода была что надо, Симон. Прекрасная была погода, мне докладывали. И я уверен, ты все дни напролет играл на холме, бегал вокруг казарм. Ты там, часом, ни с кем не познакомился?
— Нет, — выпалил Симон. — Ни с кем.
Грим осклабился:
— Я гляжу, ты за лето выучился врать, сынок. Удивительно, как быстро люди выучиваются врать. Скажи мне, ты и впрямь выучился за лето врать, Симон?
У Симона задрожала нижняя губа. Сама начала дрожать, Симон не мог ничего поделать.
— Только с одним, — сказал он. — Но так, просто.
— С одним, значит, познакомился. Эвона как. Знаешь, Симон, врать нельзя, врать нехорошо. Если врать, вот как ты сейчас врешь, то будут неприятности на пустом месте, а там, глядишь, и у других будут из-за тебя неприятности.
— Ага, — кивнул Симон.
Только бы это все кончилось! Только бы на кухню выползла Миккелина, и тогда все это кончится! Может, сказать Гриму, что Миккелина в коридоре, а раньше спала в его кровати?
— И с кем же ты познакомился в казармах? — спросил Грим.
Симон почувствовал, что угодил в трясину и его засасывает все глубже.
— Только с одним.
— Только с одним, — повторил Грим, погладил себя по щеке, почесал ожог указательным пальцем. — И кто этот один? Ты не бойся, я рад, что был только один.
— Я не знаю. Он иногда ходил ловить рыбу на озеро. Ловил форель, иногда дарил нам.
— И как, он хорошо обращался с вами, с тобой и Томасом?
— Не знаю, — сказал Симон.
Это, конечно, была неправда. Симон ни одного человека в мире не знал добрее Дейва. В сравнении с Гримом Дейв был ангел небесный, посланный Господом на защиту маме. Где же Дейв? Ох, только бы он пришел! Бедный Томас, бегает снаружи в такой мороз, в такую темень, ищет дорогу на Туманный мыс. Бедная мама, она еще не знает, что Грим вернулся. Бедная Миккелина, прячется в коридоре.
