Питт втайне надеялся обнаружить пересечение дорог, где он смог бы запутать преследователей, но ничего, кроме тропок, пробитых лошадиными копытами, ему не попадалось. Однажды перед глазами мелькнул слабый огонек, и Питт направил мотоцикл в ту сторону, но огонек быстро исчез в очередной туче пыли, и они снова оказались в кромешной мгле. Хотя свет фары и не выхватывал впереди ничего похожего на дорогу, Питт успел заметить, что характер местности изменился — холмы уменьшились в размерах и стали более пологими, почти исчезла трава.
«Должно быть, мы въехали в район с более ровным ландшафтом», — бесстрастно подумал Питт, заметив, что Джордино перестал чертыхаться при каждом толчке. Вскоре холмы и вовсе исчезли, густая трава сменилась редкой чахлой растительностью, а почва из мягкой превратилась в твердую, из которой кое-где торчали редкие кустики.
Они пересекли северную границу пустыни Гоби, обширное пространство, занимающее треть Монголии. В древности на ее месте находилось внутреннее море. Скорее каменистая, чем песчаная равнина с засушливым климатом, Гоби дает пристанище многочисленным популяциям газелей, ястребов, другим представителям дикой природы, прекрасно чувствующим себя в местности, некогда кишевшей одними динозаврами. Но Питт и Джордино ничего не замечали в кромешной темноте, особенно Джордино, который настолько привык к тряске, что не заметил бы, если бы мотоцикл поскакал по гранитным плитам. Питт, наклонившись к рулю, пристально вглядывался в дорогу, старательно объезжая громадные зазубренные валуны. Несколько минут он лавировал между невысокими горами, за которыми внезапно открылась широкая плоская равнина.
Как только покрышки начали сильнее сцепляться с грунтом, мотоцикл прибавил в скорости. Только вести его стало намного труднее — к пыли в воздухе прибавилась грязь. Еще час трехколесная машина мчалась по пустыне, давя кусты и разбрасывая по сторонам мелкие камни, а потом двигатель начал чихать и кашлять. Питт понял, что вскоре он совсем заглохнет, и умолял его продержаться хотя бы еще немного. Мотоцикл протащился еще милю и встал как вкопанный — бак его окончательно опустел и по сухости ничем не уступал окружающему пейзажу.
Они стояли на каменистом пятачке с нанесенным на него тонким слоем песка, окруженные пустыней и безмолвием. После нескольких часов оглушительного треска Питт отдыхал, прислушиваясь к свисту и вою ветра в макушках карликового кустарника, шелесту песчинок, летящих по земле и постукивающих по мотоциклу. Буря стихла до редких порывов, облака ушли, и небо над ними просветлело. Звездные россыпи взирали на Питта и Джордино сквозь легкий серый занавес, бросая тихий свет на непотревоженную пустыню.
Питт повернулся к коляске и оглядел Джордино, лицо которого, покрытое толстым слоем пыли, в сумерках напоминало погребальную маску на мумии. Кое-где на волосы и одежду налипла зеленая грязь. Питт с трудом поверил, что друг его попросту уснул, продолжая, однако, цепко держаться за поручень коляски. Проснулся он через несколько минут от неожиданного ощущения отсутствия качки и рокота двигателя. Он часто заморгал, потом открыл глаза, всмотрелся в окружающую их темную пустошь.
— Надеюсь, мы приехали сюда не для того, чтобы наблюдать за гонками на подводных лодках? — поинтересовался он.
— Нет, — ответил Питт. — В сегодняшней вечерней программе одни только скачки.
Джордино выпрыгнул из коляски и потянулся. Питт оглядел рану на бедре. Стрела чуть задела его и ударила в охлаждающие ребра двигателя. Кончик ее еще торчал там. Рана давно уже прекратила кровоточить. Покрытая песком, как и подсохшая струйка крови, она напоминала толстый слой краски «вишневая глазурь».
— Нога в порядке? — спросил Джордино, заметив рану.
— Да. Промазал стрелок. Видимо, собирался пригвоздить меня к мотоциклу, — ответил Питт, вытаскивая кусок стрелы.
Джордино покрутил головой, поглядел в ту сторону, откуда они приехали.
— Как думаешь, долго им еще до нас скакать?
Питт мысленно прикинул время, которое они проехали, предположительное расстояние до Сяньду и ответил:
— Все зависит от того, насколько быстро поедут. Полагаю, нас разделяет не меньше двадцати миль. Гнать лошадей они не будут, да и отдыхать им тоже нужно.
— А если предположить, что путь можно сократить, объехав горы, или что они пошлют в погоню автомобили?
— Давно бы послали. Я о другом волновался: нет ли у них в арсенале вертолетов. Правда, в такую пыльную бурю от них мало толку.
— Хорошо бы у них на задницах мозоли от седел появились, так ведь нет же. Или бы спать завалились, дали нам возможность улизнуть отсюда подобру-поздорову.
— Боюсь, они все равно найдут нас по следу; дорог, судя по всему, поблизости нет, — ответил Питт. Он поднялся и обвел мотоциклетной фарой местность. Кругом была пустыня. Налево тянулся высокий, похожий на длинную стену кряж. Во всех других направлениях ландшафт оставался пустынным и плоским, как бильярдный стол.
— После столь впечатляющего путешествия верхом на отбойном молотке да по стиральной доске я бы предпочел немного пройтись пешочком. Ножонки поразмять. Пойдем навстречу ветру?
— Обязательно. Только сначала проделаем один фокус, — сказал Питт.
— Какой фокус?
— Довольно простой, но эффектный. Называется «Исчезновение мотоцикла в пустыне».
Очень скоро шестеро всадников оставили попытки догнать беглецов и перешли на спокойный аллюр. Так они могли двигаться много часов подряд. Монгольская лошадь — животное поразительно выносливое. Веками их приучали переносить трудности. Монгольская лошадка не знает усталости, способна выжить в условиях бескормицы, а скакать по степи может хоть весь день. Коротконогая, коренастая, неказистая на вид и очень крепкая, она не имеет себе равных среди западных пород.
Ехавшие плотной цепью всадники приблизились к основанию горы, и там командир группы внезапно остановился. Он слез с коня, нагнулся, наклонил к земле строгое неподвижное лицо и, включив карманный фонарь, сквозь тяжелые, как у лягушки-быка, веки принялся рассматривать следы протекторов — две глубокие канавки с вмятой травой. Довольно кивнув, он снова вскочил в седло, сунул фонарик в карман и, пришпорив лошадь, двинулся по следу. Остальные теперь держались от него в почтительном отдалении.
Командир полагал, что старый мотоцикл проедет еще миль тридцать, не больше. Впереди расстилались степи, а дальше шла пустыня. «На сто миль вперед беглецам не найти укрытия, — раздумывал он. — Если не гнать лошадей, то через восемь часов мы их все равно настигнем». Он решил не вызывать на помощь моторизованную группу — не хотел унижать своих воинов. Все они были прекрасными наездниками. Всех их учили сначала сидеть на лошади, а уж потом ходить, что доказывала их клешеногость. И наглецам, тайком проникшим в комплекс да еще побившим стражников, от них не уйти. Еще несколько часов неторопливой погони, и с ними будет покончено.
Они продолжали скакать всю ночь, ежась на ледяном ветру, то и дело посвечивая фонариком и осматривая следы, оставленные покрышками. Поначалу в порывах ветра они даже слышали стук мотоциклетного мотора, но вскоре он стих, исчез за дальними холмами. Всадники ехали в молчаливой задумчивости. Они проскакали еще пять часов, останавливаясь лишь раз, на границе ровной пустыни.
