Внизу, в просторном фойе, уже притушен свет. Полутьма недвусмысленно намекает, что пора и честь знать. Пора освободить помещение.
Образовался неприкаянный беспорядок. Люди стоят кучками и поодиночке – как посуда на большом столе после попойки. Вяловато гудят, устало посматривают по сторонам.
И вдруг из темного жерла, за которым остались картины и объекты, выскакивает растрепанный бледный блондин, втискивается между Нестором и Герой, не задев ни того ни другого, и хрипло, но внятно произносит, как будто констатирует:
– Убийца.
Всем слышно.
Намечается немая сцена.
– Нестик, кто этот сумасшедший?! – орет Вера, перепрыгивая через две ступеньки. Третью не заметила.
Кожаная подошва ее туфли по инерции скользит вниз, и художница рухнула бы носом в пол, если б не Нестор. Он как раз отвернулся, чтобы не стоять на линии огня, который рвется из глаз Василия, и поэтому успевает подхватить нетяжелое падающее тело.
Все ахают, окружают потерпевшую и ее спасителя. Одно событие вытесняет, уничтожает другое. Закон жизни.
Кто и почему обозвал Нестора страшным словом – гадать не стали.
Никто даже и не заметил, как Василий выбрался из людской кучи на загазованную Сретенку.
10
«Да что же он делает? С ума сошел!» – сердилась на телевизор Леля, когда благородный герой сообщал злодею – вору там или убийце, – что знает о его преступлении. Василий посмеивался над киношными перипетиями и умилялся непосредственности своей взрослой жены.
А теперь, когда сам зачем-то выдохнул обвинение в лицо преступнику, теперь-то над кем будешь возвышаться?
И легче не стало…
Предупредил мерзавца…
Тот даже бровью не повел. Либо не виноват, либо…
Василий не знал, что и думать.
Бежал.
Куда?
Зачем?
Улица длинная… И вдруг:
– А доказательства?
Незнакомый голос – глубокий, тревожный – толкает его в спину. Мелькнуло: мужской или женский? Оглядывается, не притормаживая. Наверное, будь догонявший мужчиной, Василий бы понесся дальше. Совсем не из-за боязни. Хотя… Пусто. Темно. Не трусость, а разумная осторожность…
Но ему в глаза смотрит отчаяние. Явно женское. Высокая девушка в мешковатом пиджаке срывает с головы зеленую бейсболку и выпускает на волю длинные русые волосы.
Закрепляет призрачные шансы на чужое внимание.
– Доказательства у вас есть? – строго повторяет она дрожащим от спешки голосом.
Один вопрос, один человеческий контакт – и собственный ужас как будто отделился и спрятался в отсеке подводной лодки, а сознание выныривает на поверхность. Чтобы существовать, чтобы жить дальше.
– Я так и знала! Нет. Ничего мы доказать не можем… – Кисти рук незнакомки, как вспугнутые бабочки, взлетают вверх. Пальцы затрепыхались, ловко скручивая волосы и пряча их под бейсболку.
Расстроилась, но руки не опустила.
Сейчас повернется и уйдет…
Упущенные возможности – самый незаметный яд, который не только отравляет, убивает любое живое дело, но и жизнь делает скучной, бессмысленной.
Нельзя ее отпускать.
– Что вы знаете? – Василий несильно хватает девушку за предплечье, чуть трясет ее, чтобы вывести из ступора, и подталкивает к двери маленького ресторанчика. В центре Москвы теперь как в обустроенной гостиной с креслами и диванами – в любом месте найдешь где присесть.
С полутемной улицы – в тускло подсвеченный зал… Взгляд сразу находит свободные столики. Несколько в разных углах. Надо выбирать.
Из динамиков хрипит Джо Кокер. В другое время Василий бы не имел ничего против громких звуков. Отгороженный от мира, сидел бы и слушал, проникаясь и соглашаясь с тем, что сердце превыше разума.
«Heart over mind».
Но сейчас лучше бы место потише: музыка должна быть как занавес, который защищает разговор от подслушивания. Ограждает, но не встревает.
Заведение среднего класса, отмечает про себя Василий. То, что сейчас и нужно. Обстановка роскошных ресторанов сама собой заставляет думать о внешнем – об осанке, о том, как звучит твоя речь. Смотреть на себя со стороны… Подтягивает это, улучшает манеры… и мешает сосредоточиться на деле.
Устраиваются не рядом, а друг против друга. Без обсуждения. Василий называет себя и через стол протягивает руку своей визави, как сделал бы с мужчиной. Себе подчеркнул, что встреча деловая, что ради Лели сидит он сейчас наедине с молодой женщиной.
Только ради нее…
– Юна. – Глядя в глаза Василия, она крепко сжимает его ладонь и сразу отнимает свою руку. Но взгляд не отводит.
И пусть, назвавшись, она как-то автоматически взяла сочный финик с глиняной плошки, принесенной официантом без заказа, целиком положила его в рот, проглотила мякоть и твердую косточку не выплюнула, а, не осознавая, что делает, принялась ласкать ее языком. Совсем как Леля…
Свободная поза, твердость, с которой Юна произнесла свое имя, – все это явный знак для умелого, успешного бизнесмена: можно сотрудничать. Хотя бы попробовать.
Она как бы выносит за скобки свою женскость.
Не ищет, как большинство из них, на кого повесить свои проблемы, а сама кропотливо трудится.
В то же время открыта любой помощи.
Такие партнеры встречались Василию очень редко, и только среди мужчин.
Рассеянные наблюдения были пока из области интуиции, которую к делу не пришьешь. Информации – никакой. Надо понять, насколько она откровенна?
– Вижу, вы про мою трагедию знаете… – начинает Василий, выдержав долгое молчание, которое прервали короткие переговоры с официантом, высоким черноволосым парнем в тюбетейке и шелковых шароварах.
– Знаю. – Юна кивает и опять замолкает. Ничего не добавив.
Придется самому формулировать следующий вопрос. Жестокий.
– У вас тоже кто-то погиб?
– Сестра. Восьмого марта выпала из университетской высотки. – Голос дрогнул, и, явно чтобы не разнюниться, Юна добавляет сердито, на себя гневаясь, а не на собеседника: – Мы близнецы, однояйцевые.
Василий дергается. Физиологические термины в женских устах всегда звучат как приглашение к интиму.
– Очень похожи, – поспешно поясняет Юна. – Были. Поэтому приходится маскироваться. Иначе он слежку заметит.
– Сочувствую вашему горю, – как можно нейтральнее произносит Василий. Так ему велит простая учтивость. Эмоциональный нажим всегда отдает фальшью. – Помянем обеих?
И не медля выпивает. Юна поспела за ним.
Равенство в горе – доброкачественный фундамент для постройки отношений. Если, конечно, умело строить. Иначе две волны спарятся и, вместо того чтобы нейтрализовать несчастье, усилят его до разрушительного тайфуна.
