Каков город, такова и живопись, которую он выставляет напоказ. Средние художники немецкого Возрождения, импрессионисты не из первого ряда. И вдруг – Гойя. Везде можно найти изюминку. Два мужика тащат полураздетую бабу. Куда?
Да, не зря забежал. Даже осталось минут десять на зал с современностью. Хотя что там может быть интересного… Посреди огромной светлой комнаты обычно навалят кучу хлама, символизирующую хаос или чью-нибудь неприкаянность. Видал и валенки, и телогрейки, и гнилушки деревянные. Хорошо, если без натурального запаха… Но все равно же путь к выходу лежит через анфиладу с актуальным искусством. Иначе – назад возвращаться, то есть более длинная дорога через уже освоенные залы.
Не замедляя шага, Василий минует стену с огромным зеленым квадратом. Малевич, приспособленный к модной борьбе за экологию. Тиражируют русские открытия.
Не останавливается возле станка, в котором со скрежетом и скрипом двигаются выставленные наружу болты и спицы. Надо же, неужели самого Тэнгли отхватили?
Устаешь, однако, от условных форм. Когда новатор на новаторе сидит и новатором погоняет, хочется на десерт чего-то фигуративно-простого, человеческого.
А вот и оно. Вдалеке, перед последней дверью маячит большое полотно с очертаниями живого тела. Жаль, не женского. Но все же человек, а не схема и не чудо-юдище. Посмотрим, что за мужик.
«Нестор!» – вслух вырвалось. Неподконтрольно.
Рядом сразу же возникла старушка в музейной униформе – откуда только взялась? – и закудахтала, обрадованная, что пригодилась. Что ей послышалось в греко-славянском имени?
Василий просит пардону и делает шаг к выходу, но вдруг стыдится своей трусости. И еще мелькает надежда: может, обознался? Насилуя себя, останавливается и, чувствуя спиной милицейский взгляд надсмотрщицы, читает надпись в белом прямоугольнике справа от висящего полотна. «Vera Vasilchikova. A Man. № 9».
Живописица так увлечена, что размножила Нестора как минимум в девяти экземплярах? И все нагие? С названием поскромничала, свою модель могла бы поименовать Давидом – получилось совершенное тело, заигрывающее со зрителем. Глаза полуприкрыты, и привлекает не лицо модели, не плечевой пояс, а родинка на спокойной мужской конечности, знающей свою силу.
Юна упоминала имя художницы, когда описывала паству Нестора…
Значит, эта Вера прилетала в Москву.
И выставку устраивала?
И там вывесила всю серию?
Мужчина образцовый. С харизмой и еще кое-чем на букву «х»… Зомбирует всех без проблем.
А что, если Юна, забыв про мстительную цель, тоже увлеклась? Увлекалась убийцей своей сестры…
Могла запасть?
Мысли заскакали вприпрыжку, набирая ревнивую скорость. Василий и не заметил, как вынес обвинительный приговор тому, с кого уже снял подозрения в ходе их дилетантского расследования.
С картины на него взглянула опасность.
Надо Юну уберечь.
С этой идеей на взводе он выбежал из музея, снова напугав бедную старушку-смотрительницу. Старые люди вообще пугливы.
20
Со следующего семестра Юне обещают полную доцентскую ставку, а пока…
Пока совсем паршиво.
Нет, не в деньгах дело. О них она даже не думает. Всегда хватает столько, сколько есть.
Пока нет полной нагрузки, то есть тотальной занятости, Юна тяготится свободой. Особенно последнюю неделю.
Как-то враз вдруг стало нечем заняться. Придет с лекции, сядет на кухне и сидит.
Чайник включить тяжело.
Никому позвонить не хочется.
Будто уставилась в чистый лист, и ни малейшей идеи нет, что на нем нарисовать.
Заставляет себя встать с неудобной табуретки, перейти в свою комнату. По дороге прикрывает дверь в Юлину. Заходит туда раз в неделю, чтобы ковер пропылесосить, стереть пыль со стола и книжных полок, мокрой тряпкой под шкафом и под письменным столом пошуровать. Ни одну вещь оттуда не вынесла. Надеялась, что силы появятся, когда наконец узнает, что же на самом деле случилось…
Что?!
А если никогда…
Быть такого не может.
Не может быть.
И все.
В своей комнате ложится на живот поперек широкой кровати и переключает каналы на телике. Минут пять следит за страшненькой Изабель Юппер в озоновском фильме. И зачем режиссер так ее изуродовал? Не любит женщин? Старомодные очки, прическа стародевическая, повадка… Чем-то напоминает Капитолину.
Противно. Рука сама гасит экран.
Тишина. Пустота.
Вот Василий вернется из немецкой глубинки, тогда…
А что тогда? За полтора года, что промчались со дня гибели сестры, Юна уже осуществила все мыслимые разведывательные действия.
Не полагаясь на свои знания и фантазию, купила и алчно проглотила несколько десятков детективов. Переела, конечно. Общепринятое лекарство от скуки стало вызывать тошноту.
Но в новогоднюю ночь бродила-бродила в одиночестве по каналам и вдруг обнаружила сериал про криминалистов. Из Лас-Вегаса, из Майами и из Нью-Йорка. «Си-эс-ай» называется. Исследование места преступления. Полезная информация. Каждый день к десяти вечера старалась вернуться домой – показывали по каналу ДТВ, запись с которого почему-то получалась нецветной и с рябью, через которую не разглядеть подробности. А ей важны были именно детали.
Через пару месяцев ночного бдения знала почти все про отпечатки пальцев, где их искать и как снимать. Теоретически знала.
Поздно. Эти сведения не пригодились.
Узнала, что кровь отмыть почти невозможно.
Бесполезная информация в ее случае.
Про анализ ДНК.
Тоже ни к чему.
Про синяки от толчка, которые могут проявиться позже, на коже трупа.
Может быть, они и появились на Юлином теле. Нужна эксгумация.
Предложила сама оплатить стоимость жуткой процедуры, но патологоанатом объяснил, что поздно, смысла нет.
Все – поздно.
И все равно прилипала к экрану. Только в этот час без угрызений совести погружалась в чужую жизнь. Разрешала себе не мучиться.
Новые знания требуют действий.
Снова съездила в университетскую высотку. Не одна, с Василием – он тащил тяжеленную дорожную сумку, в которую еле поместилось сложенное в талии чучело Юлиного роста. Метр семьдесят. Юна соорудила его сама для ею же назначенного следственного эксперимента. Стежками и гладью вышила на белом овальном лице голубые глаза, пухлые губы сделала светло-розовым мулине – сестра никогда не пользовалась яркой помадой, приделала курносый нос. Но когда натянула на лоб Юлькин зеленый берет, то сама испугалась сходства.
