– Я видела Флоренс один раз, как только она родилась, – отвечает Вивьен, – и тотчас улетела с внуком во Флориду. Перед возвращением я успела поговорить с Элис. Она думает, что ребенок в нашем доме – не Флоренс, и я отнеслась к ее словам серьезно. Память выкидывает фокусы, сержант Зэйлер, – вы, несомненно, это знаете. Единственный способ проверки – это анализ ДНК.
С виду Вивьен спокойна, но в душе у нее, наверное, все трясется и волнуется, как и у меня. Кажется, будто мой мозг непрестанно колют ножом, превращая в кашу. Но мы обе остаемся вежливыми и сдержанными – маскируемся.
– Похож ли ребенок в «Вязах» на того, которого вы видели в больнице? – спрашивает Саймон.
Его предупредительность особенно приятна после бесцеремонности сержантши.
– Это ни к чему, констебль, – фыркает Зэйлер. – Нет оснований думать, что совершено преступление.
Обернувшись к Саймону, она бормочет что-то вроде «слить».
– Да, очень похож, – отвечает Вивьен.
– Ну еще бы, – прорывает меня. – Этого я и не отрицала.
– Не хотите ли сообщить еще одну плохую новость, констебль? – наседает сержант Зэйлер.
Саймону явно этого не хочется, о чем бы ни шла речь, а Зэйлер не терпится выставить его жупелом.
– Мой детектив проглотил язык. Что ж, тогда я скажу сама. Миссис Фэнкорт, вы отдали нам кассету с фотопленкой.
– Да.
Я подаюсь вперед. Вивьен мягко удерживает меня за локоть.
– Пленка испорчена. Как нам сказали, она засвечена. Ни один кадр не получился. К моему прискорбию.
В ее голосе ни намека на прискорбие.
– Что?! Нет!
Я вскакиваю. Мне хочется влепить оплеуху этой надменной, наглой, самодовольной Зэйлер. Она не представляет, каково мне сейчас, и даже не пытается войти в мое положение. Человек, настолько чуждый состраданию, не имеет права работать на такой должности.
– Но это же были самые первые снимки Флоренс. Теперь у меня даже нет… Господи…
Я падаю на стул и крепко сцепляю руки. Ни за что не позволю себе расплакаться на глазах у этой стервы.
Невыносимо думать, что я так и не увижу тех снимков. Хотя бы разок. Дэвид снял нас с Флоренс – щека к щеке. И как я целую ее в макушку. Крошечные пальчики Флоренс сжимают большой палец Дэвида. Флоренс отрыгивает на колене у медсестры: потешная рожица – будто зевает. Крупным планом – ярлык на ее кроватке-кювете: розовый слон с бутылкой шампанского. На животе синей ручкой: «Девочка. Мать: Элис Фэнкорт».
Я спешу отогнать эти воспоминания, пока они меня не раздавили.
– Очень странно, – замечает Вивьен и хмурится. – Ведь и я сделала в тот день несколько снимков Флоренс на новый цифровой аппарат.
– И что? – мгновенно реагирует Саймон.
Его начальница изображает полнейшее безразличие.
– То же самое. Во Флориде я обнаружила, что все они стерты. Но остальные снимки на месте. Исчезли только фотографии Флоренс.
– Что-о?!
Она говорит мне об этом только сейчас, в присутствии двух полицейских? Почему не рассказала, когда я сообщила о пропаже Флоренс? Потому что рядом был Дэвид?
Цифровой аппарат я подарила Вивьен на день рождения. Обычно она в штыки принимает все «новомодное», но этот подарок приняла, чтобы сфотографировать внучку. И долго морщила лоб над инструкцией, гордо отказываясь признать, что ее пугают многочисленные пункты и подпункты, и твердо решив выйти победительницей в схватке с высокими технологиями. Она отвергла помощь Дэвида, хотя могла бы сберечь кучу времени.
В детстве родители часто говорили Вивьен, что нет на свете такого дела, с которым она не справится, и она это накрепко усвоила. «Так в человеке воспитывается уверенность», – объясняла она мне.
– Невероятно, – бормочет она, на миг забывшись.
– Ну, теперь-то вы признаете, что творится нечто странное? – спрашиваю я. – Разве бывают такие совпадения: фотографии исчезли сразу в двух аппаратах? Это же улика! – взываю я к сержанту. – Файлы стерты, пленка засвечена – ни одной фотографии Флоренс.
Сержант вздыхает.
– Это вы так видите. Но боюсь, ни один полицейский следователь и ни один суд не примет такой улики.
– Акушерка Черил Диксон подтверждает мои слова, – кричу я, чуть не плача.
– Я читала ее показания. Она говорит, что не уверена и не может сказать точно. Она каждый день видит десятки младенцев. На вашем месте, миссис Фэнкорт, я бы обратилась к врачу – пожалуй, это правильнее. Мы в курсе, что у вас была депрессия.
– Не передергивайте! Тогда у меня погибли родители! Это было горе, а не депрессия.
– Вам выписали прозак, – невозмутимо гнет свое сержант Зэйлер. – Возможно, вам и теперь необходимо лечение. Послеродовая депрессия – очень распространенное заболевание, и здесь нет ничего постыдного. Бывает, она затрагивает…
– Одну минуту, сержант. – Вивьен всегда перебивает столь учтиво, что, если тотчас не замолчать, выставишь себя грубияном и невежей. – Элис права насчет фотографий. Ведь история невероятная. Чтобы это случилось сразу с двумя фотоаппаратами? До сих пор у меня ни разу не стирались снимки.
– И у меня, – спешу добавить я, чувствуя себя трусихой, примазавшейся к поступку храброго и сильного товарища.
Сержант Зэйлер чуть раздувает ноздри и кривит губы, подавляя зевок.
– Бывают разные совпадения. – Она пожимает плечами. – И вряд ли это достаточный повод для расследования.
– Вы тоже так считаете, детектив Уотерхаус? – спрашивает Вивьен.
Хороший вопрос. Саймон пытается сохранить непроницаемую мину.
– Миссис Фэнкорт, здесь я – старший по званию, и именно я решаю, что оснований заводить дело нет. Теперь, если хотите, можете дать показания констеблю Уотерхаусу, но на этом, должна предупредить, все закончится. Вы же не станете отрицать, что мы и так более чем терпеливо отнеслись ко всей этой вашей истории.
– Нет, стану, сержант Зэйлер.
Вивьен поднимается из-за стола, словно министр в парламенте, готовый разгромить оппонента. Я радуюсь, что у меня такая союзница.
– Напротив, я еще никогда не видела, чтобы кто-нибудь так спешил. В прошлый раз, насколько я помню, вы тоже куда-то торопились. Вы предпочитаете сделать плохо, но успеть побольше и поставить галочки, вместо того чтобы как следует разобраться хоть с чем-нибудь. Я сожалею, что констебль Уотерхаус вам подчиняется. Будь иначе, мы бы все только выиграли. А теперь мне хотелось услышать бы имя того, кому подчиняетесь вы, чтобы направить жалобу.
– Ради бога. Инспектор Джайлз Пруст. Только не забудьте упомянуть, что у вас серьезные основания для возбуждения дела: два раздолбанных фотоаппарата и тяжелая паранойя недавней роженицы, – с каменным лицом чеканит Зэйлер.
