– Не выходите за него, Элис. Спасайтесь, пока не поздно. И бога ради, не рожайте от него детей.
Наверное, глаза у меня полезли на лоб от ужаса. Все вокруг поплыло. Мой уютный мирок зашатался.
– Вы ведь не шарлатанка? – Лора устало вздохнула. – Просто дурочка. Хорошая новость для Дэвида и очень плохая – для вас.
Я не умею конфликтовать, но твердо решила защищать своих.
– Уходите. Вы солгали и воспользовались моим незлобивым характером…
– Что совсем нетрудно. Уверяю вас, фокус, который я проделала, – это еще цветочки по сравнению с тем, что вам устроят Дэвид и это чудовище, его мать.
– Дэвид любит меня. И Вивьен тоже.
Я покрутила на пальце обручальное кольцо с алмазом и рубином, что некогда принадлежало бабке Дэвида – матери Вивьен. Я так растрогалась, когда будущая свекровь подарила его мне, что расплакалась. Она не хотела отдавать его Лоре, призналась Вивьен, зато подарила мне.
– Мне жаль вас, – добавила я. – Я даже сперва не поняла, о ком речь.
– Дайте лишь срок, – Лора презрительно рассмеялась, – поймете.
Теперь мы стояли лицом к лицу.
– По-вашему, они какие-то персонажи викторианской драмы. Что вам сделали Дэвид с Вивьен, чтобы заслужить такое отношение? Почему вы запрещаете им видеть Феликса?
– Не поминайте имя моего сына всуе! – Ее лицо исказилось от гнева.
– Не иначе, вы боитесь, что Вивьен станет вашему сыну ближе, чем вы?
Каким бы ужасным ни было это происшествие с Лорой, помню, я обрадовалась возможности защитить Вивьен от ее главной хулительницы.
Ведь Вивьен меня защитила, когда один пациент прислал письмо с обвинениями в том, что я подала ему ложную надежду на выздоровление. Она написала черновик ответа, где камня на камне не оставила от его претензий, причем в вежливых и одновременно убийственных выражениях.
– Вас не Вивьен случайно подучила? – съязвила Лора. – Дайте-ка угадаю: я не в состоянии установить крепкую связь с Феликсом, поскольку продолжаю работать, и мне невыносима мысль, что кто-то заполнит ту пустоту, которую я создала в его жизни…
Стафизагрия
[20]
, подумала я. Идеальное средство для столь озлобленного человека, как эта несчастная, заплутавшая женщина.
– Вы и впрямь думаете, что Дэвид и Вивьен – такие чудовища? Но почему? Они кого-то убили? Пытали? Учинили геноцид?
– Элис, очнитесь!
Лора в самом деле схватила меня за плечи и встряхнула. Моя голова безвольно мотнулась, и я вскипела – как эта женщина посмела до меня дотронуться!
– Нет никакого Дэвида. Тот, кого вы называете Дэвидом Фэнкортом, – не человек, а марионетка в руках Вивьен. Вивьен говорит: никаких упражнений во время беременности – и он соглашается. Вивьен говорит: о государственной школе не может быть и речи – и он соглашается. Его собственная личность – это лишь пара недооформленных инстинктов, побуждений и страхов в бескрайнем вакууме.
Распахнув дверь кабинета, я привалилась к ней, ища опоры.
– Уходите, пожалуйста, – попросила я, напуганная ее красочным монологом. Я не поверила, но слова крепко засели у меня в голове.
– Я уйду. – Вздохнув, она одернула жакет и прошагала к дверям, оставляя квадратные следы каблуков на ковре. – Но потом не приходите ко мне плакаться.
Это последнее, что я услышала от Лоры Крайер в тот единственный раз, когда видела ее живой.
После ее гибели – правда, не сразу, а спустя много времени – мне начала сниться ее могила. На серо-зеленом кубе надгробия высечены слова: «Не приходите ко мне плакаться». Но в моих снах люди каждую ночь приходят и рыдают на ее могиле. Друзья, родные, коллеги – огромные бурлящие толпы плакальщиков ежедневно собираются на кладбище и безутешно рыдают, пока у них не распухают лица. Но меня там нет. Только я не хожу и не плачу.
20
6.10.03, 9:45
Войдя в кабинет Пруста, Чарли закрыла за собой дверь. Кровь громко стучала в висках. Чарли так разозлилась, что боялась открыть рот и быстро считала про себя до десяти – снова и снова. Как всегда в подобных случаях, она мысленно повторяла, что пройдет совсем немного времени – и эти события уже не будут казаться катастрофой.
– Садитесь, сержант, – устало сказал Пруст. – Не будем ходить вокруг да около, приступим сразу к делу. Вы позволяете личным чувствам влиять на вашу работу. Я хочу это прекратить.
Чарли не села, а лишь уперлась взглядом в булавку на галстуке инспектора. Ее «личные чувства», как выразился Пруст, в этот момент были канонадой огненно-белых вспышек ярости, все более мощных и смертоносных. Точь-в-точь как год назад после случая у Селлерса. Тогда поступок Саймона не укладывался в голове, а сегодня он снова ударил ее, предал и публично унизил. Ему абсолютно ничего не стоило сначала рассказать все ей, а потом уж выкладывать остальным. Но Саймон переступил через нее и выставил круглой дурой: Чарли сидела, разинув рот, точно безмозглая золотая рыбка, пока Саймон излагал свои глубокие мысли.
– Сэр, вы лично курировали работу моей бригады по делу Лоры Крайер. Вы не хуже меня знаете, что убийца – Дэррил Бир.
Чарли умолкла, переводя дух. Нужно говорить спокойно и уверенно. Пруст должен видеть, что она не оправдывается, а просто напоминает некоторые факты.
– Он признался.
– И вероятно, он виновен, – со вздохом согласился Пруст. – Тем не менее есть смысл перепроверить. Уотерхаус кое-что верно подметил. Например, эта деталь с ремешком сумки. По-моему, она как-то не клеится – нужно скрупулезно во всем разобраться.
Никогда в жизни Чарли не чувствовала себя такой дурой. Конечно, ситуация с сумкой странная. Чарли злилась на себя, что вовремя над этим не задумалась. Ее считали хорошим сыщиком, и не просто хорошим – отменным. Это было ее сильной стороной и компенсацией за личную неустроенность. Утратить единственный предмет гордости было смерти подобно.
– Сержант, на тот момент я был удовлетворен вашей работой, да и сейчас ею доволен: ваша бригада все сделала правильно, – начал Пруст. – Как вы подметили, я лично курировал дело, и мне тоже не пришло это в голову. Экспертиза ДНК, признание подозреваемого, отсутствие твердого алиби, личность Бира и его досье – я все это знаю, не сомневайтесь.
Чарли кивнула, но легче ей не стало. Скорее, наоборот. Пруст по-доброму отнесся к ней. Впервые за годы службы под его началом она услышала в голосе инспектора жалость, и от этого разговор стал еще мучительнее.
– Но теперь, раз эта семья вновь попала в наше поле зрения и Уотерхаус нашел пару… скажем так, нестыковок, нужно пересмотреть все заново, проверить каждый клочок бумаги, каждое алиби еще более тщательно. По словам Уотерхауса, перед тем как Элис Фэнкорт исчезла, она боялась и в чем-то подозревала своего мужа. Считала – он знает, что их ребенка подменили, и умышленно лжет.
