Нужно будет постараться закрыть эту страницу,
как прочитанную, нужно начать всё сначала. И стремиться не думать об этом и
вспоминать как можно реже. Совсем забыть точно не получится, но можно
попытаться не вспоминать. Главное, убедить себя, что всё в прошлом. Идти по
жизни вперёд, не оглядываясь назад. Убила и убила, человека уже не вернёшь. А
мне нужно продолжать жить...
* * *
В детстве я мечтала убить своего отчима-алкоголика,
который всячески издевался над моей мамой; постоянно орал на нее матом и бил
смертным боем. А один раз он напился, схватил на балконе топорик для разделки
мяса и погнался за мамой. Она убежала на кухню и с криками о помощи залезла под
кухонный стол. Я молнией бросилась к отчиму и, схватив стоящую на столе
недопитую бутылку водки, что было силы ударила его по голове. Отчим вскрикнул и
упал на пол. Мы с мамой перепугались и думали, что он умер.
Я хорошо помню тот момент, словно это
случилось только что. Мама плакала, а я стояла, нахмурив брови, смотрела на
лежащего отчима и думала – мне совершенно его не жалко. Так сильно я его
ненавидела... Тогда я тихо радовалась тому, что его больше нет. Надеялась,
наконец закончатся эти пьянки, скандалы на пустом месте, метание ножей в пьяном
угаре в дверь ванной комнаты. Надеялась, что мои вечно испуганные глаза вдруг
станут спокойными и счастливыми. А моя слабая здоровьем мамочка перестанет
плакать и хвататься за сердце, говоря, как она ненавидит свою судьбу. Мне
казалось, что, если рядом не будет отчима, она вновь полюбит жизнь и будет со
мной радоваться приятным мелочам. Когда я просила ее выгнать отчима, мама
говорила, что она его боится, что он никогда от нас не уйдёт и не оставит в
покое, а даже если уйдёт, то обязательно вернётся и нас убьёт.
Так вот, когда мама увидела, как я ударила
отчима бутылкой, она строго-настрого запретила мне кому-нибудь говорить, что
это сделала я. Я хорошо помню, как она прижала меня к себе и сказала:
– Оленька, сейчас я пойду к участковому и
скажу, что это я его убила. Ради меня, прошу тебя, не говори, что это сделала
ты. Вполне возможно, что мамы рядом с тобой какое-то время не будет. Но я
обещаю тебе, что постараюсь вернуться как можно быстрее. Ты должна всегда
знать, что мама тебя очень сильно любит, тоскует, помнит и думает о тебе каждый
день.
Мама заплакала, а я к ней прижалась и спросила
испуганным, тонким голосом:
– А где ты будешь?
– Очень далеко. – Мама плакала и
держалась за сердце.
– А мне можно с тобой?
– Туда детей не пускают.
– Почему?
– Потому что там свои законы.
– А как же я?
Мама погладила меня по голове, отбросила назад
косички и с болью в голосе произнесла:
– А ты пока поживёшь у тёти Веры.
– Мама, но она же меня не любит. Она любит
только своих детей. Ты же сама это знаешь.
Я помолчала и тут же добавила:
– Но ведь, если бы я не ударила его бутылкой
по голове, он бы зарубил тебя топором. Я сделала что-то неправильно?
Мама не ответила на мой вопрос, а только
прижала к себе, наклонилась и стала еще сильнее плакать, целуя меня. Когда она
собралась в милицию, вопреки её воле я увязалась за ней. Помню, как мы зашли к
участковому и мама сказала, что она убила своего мужа, который был пьян и хотел
зарубить её топором. Ещё она сказала, что ни о чём не жалеет, потому что он
превратил нашу жизнь в ад и достал хуже горькой редьки.
– Судите меня за этого пьяницу, – вытерла
глаза носовым платком мама. – Только вот дочь мою мне безумно жаль. Никого
у неё нет, кроме меня, а моей сестре она не нужна. У той свои дети.
При этом мама вновь прижала меня к себе и так
горько заплакала, что у меня защемило сердце. Участковый не поверил тому, что
сказала мама, и вместе с нами пошёл посмотреть на труп. Когда мы вернулись в
квартиру, трупа уже не было.
– Ну и где труп? – Участковый смотрел на
маму подозрительно и сурово, словно она решила сыграть с ним злую шутку.
– Убежал, – в один голос ответили мы.
Оказалось, что всё это время отчим просто был
без сознания, и, пока мама ходила признаваться в убийстве, он пришёл в себя и
ушел пить дальше. Правда, после этого случая он обходил меня стороной и даже не
угрожал маме, а если и замахивался, то я сразу говорила ему, что убью. Как ни
странно, но на него это действовало. Этот здоровый неотёсанный мужлан
побаивался хрупкую, но смелую и дерзкую девочку с двумя косичками.
Хотя я и была ребёнком, отчётливо понимала,
что если моей мамочке будет угрожать опасность, то я действительно запросто
могу убить отчима. Моя ненависть к отчиму не была детской. Я знала, что, кроме
меня, за маму некому заступиться, ведь милиция приедет слишком поздно. Я
смотрела на свою запуганную, больную и высохшую маму, выглядящую много старше
своих лет, и думала, что никогда такою не буду и ни за что не повторю её
судьбу. Как можно пустить в свой дом мужчину и всю жизнь терпеть от него
унижения и побои, говоря какую-то нелепую фразу:
– Видно, судьба у меня такая. Это мой крест.
Тогда я была слишком маленькой, чтобы убедить
маму, что каждый человек сам строит свою судьбу и что лучше не надо никакого
мужика в доме, чем жить с таким вот уродом и успокаивать себя только тем, что
ты при муже. Я не понимала, про какой крест она говорит, и не могла ей сказать,
что этот крест она сама же себе и придумала.
При воспоминаниях о маме на глаза набежали
слёзы. Ведь во время моего детства почти не было центров для женщин, переживших
домашнее насилие. По крайне мере, эта проблема не афишировалась и в прессе не
поднималась. Да если даже и были такие центры, мама бы все равно туда никогда
не пошла. За годы жизни с отчимом она стала бояться даже собственной тени и
привыкла переживать беду и боль в одиночестве.
Этим браком она испортила себе жизнь, а мне
детство. Она была очень слабой женщиной не только здоровьем, но и духом. Хотя,
скорее, их у нее вообще не было. Просто слабая, беззащитная, замученная и
несчастная женщина... Но ведь она была моей мамой, и я безумно её любила. Я
любила мамочку и старалась сдерживать свой протест по поводу её жизни. Она
наивно надеялась, что когда-нибудь отчим бросит пить и станет порядочным
человеком. А я уже точно знала – горбатого только могила исправит.
По ночам я мечтала о том, что его заберут в
психушку с белой горячкой или однажды он купит бутылку паленой водки, насмерть
отравится и, наконец, оставит нас с мамой в покое. Мне очень хотелось защитить
и сберечь свою маму, но не успела...