– Скажи это судмедэкспертам, – с горечью предлагаю я.
– Они ошиблись. Эти эксперты постоянно ошибаются.
– Перестань, прошу тебя. – От фальшивых надежд, которые она пытается мне внушить, нисколько не легче. – Я должна рассчитывать на худший из возможных вариантов. Еще одного разочарования я не перенесу.
– Ладно. – Ивон готова во всем мне потакать. – И какой у нас худший вариант?
– Роберт имеет отношение к этим изнасилованиям, – отвечаю я глухим, безжизненным голосом. – Одних женщин насиловал он, других – тот, второй. Джульетта тоже с ними связана. Возможно, она и руководит. Их трое в этом деле. Роберт с самого начала знал, что я – одна из жертв его напарника. То же самое с Сандрой Фригард. Он из кожи вон лез, чтобы с нами познакомиться, именно потому, что все заранее знал про нас.
– Зачем? Он что, сумасшедший?
– Не знаю. Возможно, хотел убедиться, что мы не заявим в полицию. Если не ошибаюсь, именно так поступают тайные агенты. Входят в доверие к врагу, собирают информацию.
– Но Сандра Фригард заявила в полицию до знакомства с Робертом, разве нет?
Я киваю:
– Да. И если сблизиться с жертвой, то можно быть в курсе того, как протекает расследование. Полиция ведь сообщает жертве новости, а та делится с близким человеком. Возможно, Джульетте, или тому, второму, или даже Роберту, а может, всем троим хотелось держать руку на пульсе и знать о каждом шаге полиции. Помнишь, мы с тобой часто обсуждали манию Роберта держать все под контролем. – Я не могу сдержать слез.
Знаешь, Роберт, что самое ужасное? Твои нежные слова, твои милые жесты любви обрели еще большую конкретность в тот самый миг, когда ты велел мне уйти. Если бы я только могла вспомнить наши плохие мгновения. Мне бы стало гораздо легче. Я нашла бы в тебе изъяны и убедила себя, что ошибалась на твой счет. Но я ничего не помню, лишь твои полные любви слова. Ты не представляешь, как дорога мне. Так ты заканчивал каждый наш телефонный разговор. Вместо прощания.
Моя собственная память восстала, словно желая окончательно добить меня, она подсовывает лишь самые чудесные воспоминания, чтобы я сравнила тебя нынешнего с тобой прежним.
– Почему Джульетта хотела убить Роберта? – Ивон снимает верхнюю половинку моего сэндвича, откусывает. – И почему она издевается над тобой?
У меня нет ответа на эти вопросы.
– Потому что Роберт тебя любит! Это единственное объяснение. Он ей все-таки сказал, что уходит к тебе. Она ревнует, отсюда и ненависть.
– Роберт не любит меня. – Я сгибаюсь под тяжестью этих слов. – Он велел мне оставить его в покое, уйти.
– Господи, да он только вышел из комы! Жена проломила ему голову камнем, Наоми! Если бы у тебя мозги превратились в кашу, если бы ты несколько дней провалялась без сознания, то вряд ли бы понимала, что говоришь. – Ивон смахивает крошки с дивана на пол. У нее это называется уборкой. – Роберт тебя любит, – повторяет она с нажимом. – Он поправится, вот увидишь.
– Отлично. И мы с насильником станем жить долго и счастливо в любви и верности.
Я разглядываю хлебные крошки на полу. Почему-то вспоминается сказка о Гансе и Гретель. Еда, всюду еда. Magret de Canard aux Poires из ресторана «Лавровое дерево». В том маленьком театре на стол подавали блюдо за блюдом.
– Не трогай сэндвич, – говорю я. – Ты что, проголодалась?
Ивон вздрагивает, ей стыдно, что в такой момент она думает о еде. Я тоже думаю о еде, хотя съесть что-нибудь вряд ли смогу.
– Который час? Еще успеем в «Лавровое дерево»?
– «Лавровое дерево»?! Ты о самом дорогом ресторане в графстве? – Ивон на глазах меняется. На смену богатой советами доброй тетушке приходит железная директриса. – Оттуда Роберт привез тебе еду в день вашего знакомства, верно?
– По-твоему, меня туда тянет ностальгия? Ошибаешься.
Как страшно думать обо всем том, во что я верила. Прошлое, будущее. Настоящее. Что ты со мной сделал, Роберт. Ты поступил хуже, чем тот насильник. Он превратил меня в жертву на одну ночь; благодаря тебе я на целый год, сама того не зная, стала предметом насмешек и унижения.
Ивон с самого начала поняла, что в наших отношениях что-то не так. Почему я не заметила? Теперь я готова поверить в немыслимое, чтобы убить в себе ту Наоми, которая продолжает любить тебя, несмотря на факты. Вместо того чтобы впасть в кому, любовь расцвела раковой опухолью, отвоевала себе слишком много места. Даже не знаю, что останется от меня, если я с ней справлюсь. Шрамы, пустота. Зияющая дыра. Но попытаться надо. Я должна быть безжалостной, как наемный убийца.
Ивон не понимает, откуда взялось мое внезапное желание отправиться в ресторан, а я пока не хочу объяснять. Не все ужасы сразу.
– Если ностальгия ни при чем, то почему непременно «Лавровое дерево»? – спрашивает она. – Пойдем в другой ресторан, там нам хоть банкротство не грозит.
Я встаю:
– Лично я еду в «Лавровое дерево». Ты со мной?
Ресторан «Лавровое дерево» находится в одном из самых старых зданий Спиллинга, построенном в 1504 году. Здесь низкие потолки, толстые неровные стены и два настоящих камина, похожих на пещеры, – в зале и в баре. Столиков всего восемь, так что заказывать приходится минимум за месяц. Нам с Ивон повезло: уже поздно, и нам достался столик, заказанный много недель назад на половину седьмого вечера. Когда мы появились, клиенты уже давно ушли – сытые и существенно обедневшие.
В ресторане имеется внешняя дверь – она всегда заперта – и внутренняя, надежно защищающая посетителей от уличного холода. Чтобы попасть внутрь, надо воспользоваться звонком; официант, который к вам выйдет, плотно закроет внутреннюю дверь, прежде чем открыть внешнюю. В основном здесь работают французы.
Я была здесь лишь однажды, с родителями. Мы отмечали папино шестидесятилетие. Входя в зал, папа ударился головой: здешние притолоки – сущая беда для высоких людей. Впрочем, зачем я это тебе рассказываю? Ресторан знаком тебе лучше, чем мне, верно, Роберт?
Официант, обслуживавший нас в тот юбилейный вечер, не был французом, однако мама упорно обращалась к нему на чудовищном французском. Говорила медленно, с этаким псевдоконтинентальным акцентом. Меня так и подмывало шепнуть ей, что парень, скорее всего, родился и вырос в Роундесли, но я удержалась: как-никак праздник, придирки неуместны.
Ты не знаком с моими родителями. Они вообще о тебе не слышали. Я думала, что защищаюсь от их неодобрения и критики, но в итоге, похоже, защитила их. Странно, но большинство людей в мире не пострадало от тебя, ты не искалечил им жизнь. Ни моим родителям, ни клиентам, ни прохожим на улице. Все эти люди о тебе ничего не знают.
И наоборот. Официант, который сегодня обслуживает нас с Ивон (чуточку слишком настойчиво: чересчур близко склоняется к столу, по всем правилам заложив руку за спину, чересчур усердно бросается доливать вино в бокалы всякий раз, когда кто-нибудь из нас сделает глоток), возможно, пострадал от человека, мне неведомого.
