Как часто бывает в подобные моменты, с утра ничего не предвещало о том, что должно было случиться.
Прощаясь перед выходом на работу, Мария упросила Хоссе заняться немного домашними делами.
– Холодильник совершенно пустой, и в него даже неинтересно заглядывать. Будь добр, вспомни о своих обязанностях и заполни его чем-нибудь вкусненьким.
– Мои обязанности?! – запричитал Хоссе – Мало того что я готовлю, кормлю тебя и мою посуду, так теперь ты меня еще и загружаешь походами в магазины! Не ты ли говорила, что меня нельзя посылать за продуктами? Что то, что я покупаю, можно купить в два раза дешевле, если походить по другим магазинам?
– Сладкий мой! Я ведь не прошу, чтобы ты искал подешевле. Что купишь, то и купишь. Сегодня я бы не успела сделать закупы – буду занята до самой ночи. А завтра у нас гости. Ты, надеюсь, не забыл? Ведь это ты меня приучил, что гостей лучше принимать дома, а не таскать по ресторанам.
– Да, конечно! Но… – он делано захныкал. – Я еще хотел часик подремать…
– О-о-о! – скептически протянула Мария, пряча улыбку. – Да ты у меня уже старенький становишься – совсем обессилел.
Хоссе, в деланом ужасе, скатился с кровати на пол, сделал несколько отжиманий, бодро вскочил и пару раз присел, а потом, высоко поднимая колени, под смех своей жены побежал на месте.
– И что, ты хочешь променять меня на двадцатилетнего? – он спросил это, раздувая грудь и высоко задрав подбородок.
– Если холодильник останется пустой, будет рассмотрен и этот вариант! – это она сказала, уже находясь в дверях спальни.
– Это несправедливо! – Хоссе картинно стал махать указательным пальцем в сторону Марии. – Я буду жаловаться! В муниципалитет! В кабинет министров! Самому королю! Куда угодно! В ООН наконец…
С самого начала его напускной тирады Мария повернулась и крадущимися шагами пантеры стала к нему приближаться, выставив вперед свои пальчики с наманикюренными ноготками. Чем ближе она подходила, тем тише становился голос Хоссе. Он стал даже затравленно озираться якобы в поисках убежища, а потом, сложив руки, как футболист, стоящий в стенке при штрафном ударе, смиренно промямлил:
– Извините, погорячился!
– Ну, нет! За это ты сейчас будешь наказан! – и Мария прыгнула на Хоссе, обхватила его руками и ногами и, повалив на кровать, стала целовать куда попало.
– Нет, нет! Только не это! – взмолился он. – Ты ведь сейчас убежишь на работу, а я останусь здесь в мученьях и одиночестве!
– Так тебе и надо! – нравоучительно сказала Мария, соскакивая на пол и подходя к зеркалу поправить одежду и прическу. – Будешь знать, как возражать своей законной супруге! Да, кстати! Во сколько ты привезешь обещанную картину для моего кабинета?
– А какое время соизволит мне выделить Ваше Высочество для аудиенции?
– Буду ждать тебя в час дня, и, если успешно отчитаешься о выполненной работе, может быть, даже пообедаем вместе.
– О! Какое великодушие! Как это гуманно и человеколюбиво – позволить с вами трапезничать (если, конечно, удастся в полной мере выполнить только что поставленные передо мной непосильные задачи)!
– У тебя все получится, дорогой! – с уверенностью крикнула Мария уже из коридора. – Я тебя буду ждать!
И она ждала! Ровно в час выглянула в окно, надеясь увидеть автомобиль Хоссе. За все время их совместной жизни он ни разу не опаздывал, наоборот, всегда являлся намного раньше. И, желая лишний раз удивить своей пунктуальностью, поджидал где-то совсем рядом, чтобы ровно в назначенное время порадовать ее своим прибытием.
В час его не было! Мария еще минут пять по инерции занималась своими делами, а потом снова попыталась отыскать авто своего мужа на специальной стоянке, принадлежащей ее фирме. Бессмысленно глядя через стекло, она прождала еще минут пять, и только тогда внутри ее тела что-то начало неприятно зудеть, вызывая чувство обеспокоенности и дискомфорта.
Отругав себя за пассивное ожидание, Мария схватила телефон и набрала номер мобильника Хоссе. Гудков семь никто не отвечал, и она уже хотела набрать снова, как вдруг телефон ответил:
– Слушаю! – мужской голос был совершенно чужой и незнакомый.
– Алло! – растущая в душе тревога сделала голос Марии резким и громким. – Кто это? С кем я говорю?
– Видите ли, сеньора… – мужчина, говорящий по телефону Хоссе, пребывал в какой-то нерешительности. – С вами говорит Игнасио Сарейна, капрал дорожной полиции. Телефон остался на сиденье, а я жду автоплатформу…
– Что с моим мужем?! – Мария перешла на истерический тон, хватаясь одновременно за край стола.
– Я не знаю, сеньора! Автомобиль совершенно цел, стоит на ручном тормозе, то есть аварии не было. Единственное, что мне известно: водителя минут пятнадцать назад забрала «Скорая помощь» и повезла в госпиталь имени 12 октября. Ему вроде бы как стало плохо…
Еще последнее слово звучало в трубке, а Мария уже летела, как сумасшедшая, по ступенькам лестницы, чуть не ломая при этом ноги. Вероятно, ей повезло, что в фойе находился дядя Альфонсо, который, увидев Марию с побледневшим, без единой кровинки лицом, буквально схватил ее у самой входной двери:
– Что случилось?!
– Хоссе!! Он в госпитале 12 октября!!! – одними губами прошептала Мария, судорожно пытаясь при этом вырваться. – Я еду туда!
Дядя Альфонсо, не выпуская племянницу из своей хватки, бросился с ней на улицу, к машине:
– Не паникуй! Тебе нельзя за руль! Я сам поведу!
Силой усадив дрожащую племянницу на место пассажира, он на приличной скорости погнал машину. Мария сидела окаменевшая, судорожно схватившись за панель приборов и бессмысленным взглядом уставившись в никуда. В ее теле напрочно засел страх.
Страх, поглощающий все чувства, разум, мысли и ощущение самой себя. Если бы она могла, то, вероятно, выла всю дорогу, но ей и так не хватало воздуха для дыхания.
А когда они вскочили в приемное отделение, Мария вообще лишилась дара речи и даже прикрыла рот ладонью, пытаясь унять непомерное дрожание своих губ. Все сведения и информацию узнавал дядя Альфонсо.
Им сообщили, что недавно поступивший находится в палате интенсивной терапии и врачи борются за его жизнь. Как только станет что-нибудь известно, один из врачей обязательно выйдет и даст полную информацию о состоянии больного. А сейчас к нему категорически нельзя никому, придется подождать в одной из комнат для свиданий.
Дядя Альфонсо, видя, что племянница передвигается, как сомнамбула, попросил дать ей что-нибудь успокаивающее, но после дурно пахнущей жидкости Марию вообще стошнило, и она стала терять сознание. Последнее ее воспоминание было о вошедших в комнату людях в белых халатах, спешащих к ней на помощь.
– Хоссе! Хоссе лучше помогите! – были последние слова, которые она попыталась произнести при памяти.
