Сев за первый попавшийся столик, я махом
выпила коньяк и почувствовала, как одеревенел мой язык. Мне хотелось позвонить
мужу, узнать, отправил ли он Маринку в Питер, ждет ли меня дома, но я не стала
звонить, у меня просто не было на это сил. Заказав у внимательно наблюдавшей и
чересчур любопытной официантки еще пятьдесят граммов коньяка, я получила не только
заказанную порцию, но и малоприятную фразу:
– А ведь просила несколько капель…
– Я не просила. Я заказывала, –
поправила я официантку.
– Девушка, может, вам стакан налить?
Я не ответила. И на это у меня не было сил. В
другой ситуации я бы обязательно сцепилась с импульсивной девушкой, стоящей за
барной стойкой, наговорила кучу гадостей, потребовала бы жалобную книгу,
вызвала начальство, припугнула бы всю эту компанию комитетом по защите прав
потребителей, но только не сейчас. А сейчас… В этом кафе, за этим столиком, мне
стало казаться, что я просто схожу с ума. Медленно, верно. Мне вдруг
показалось, что это не я, все, случившееся в последние дни, не моя жизнь… Я бы
никогда не могла попасть на день рождения, где расстреляли всех гостей и где я
по счастливой случайности осталась жива… Я бы никогда не изменила своему мужу с
мужчиной, которого не знала и часа и уж тем более в той, другой жизни, я бы не
ограбила банк. Никогда… Я закрыла глаза и представила допрашивающего меня
следователя, судью, выносящего мне суровый приговор, врача, проверяющего меня
на вменяемость. Различные изоляторы, зону, а быть может, и психиатрическую
лечебницу… Я попаду в ад, где надо мной будут издеваться безжалостные черти…
От всех этих страшных мыслей голова пошла
кругом, я сорвалась с места, бросилась в машину и помчалась домой. Странно, но
машины Бориса у подъезда не было. Неужели он еще не посадил Маринку на самолет?
Окинув взглядом двор, я достала мобильник и набрала номер мужа.
– Абонент не отвечает или временно не
доступен, – послышался издевательский женский голос. – Пожалуйста,
перезвоните позднее.
– Это мы сами разберемся, когда нам надо
будет позвонить. Еще ты меня будешь учить, – сердито пробурчала я себе под
нос и сунула мобильник в сумочку. – Мало того что вовремя не вернулся, так
еще мобильник не зарядил. Видимо, батарейка села.
Я решила на всякий случай позвонить сестре.
Когда все тот же издевательский голос сказал мне, что абонент не доступен, я
особо не удивилась, ни на минуту не сомневалась, что Маринка уже летит.
Поднявшись домой, я быстро открыла входную
дверь, неслышно скинула туфли и увидела, что на автоответчике горит красная
лампочка. Значит, было сообщение. Слегка массируя раскалывающуюся голову, я
слушала запись.
– Алле. Марина. У тебя что-то мобильный
не отвечает. Я никак не могу до тебя дозвониться. – Взволнованный голос
принадлежал моему мужу. – Родная моя, деньги у меня… Эта дура их все же
выкрала. Солнышко мое, я сейчас заеду на фирму, возьму деньги, которые я
поснимал на этой неделе. Я уже обнулил все счета, так что, роднуль, для
государства и для моих сотрудников я теперь банкрот, а мы с тобой богатые люди.
Мариша, быстро собери все самое необходимое. Семейные сбережения и
драгоценности лежат в прикроватной тумбочке справа, в нашей с Нинкой спальне.
Вернее, в нашей с Нинкой бывшей спальне. Больше мне там никогда с ней не спать.
Вещи я собрал в черный пакет. Положи его в свою сумку. Как только я подъеду к
дому и посигналю, сразу спускайся. Надо торопиться. Нинка не хочет оставаться в
банке до вечера. Я пытался ее убедить, что ей лучше остаться и идти в отказ, но
не смог. Она понесла про какой-то детектор лжи, отпечатки пальцев. Ну все,
роднуля, целую. И еще, прекрати на меня дуться за секретаршу. Прости, с кем не
бывает. Если бы я это не сделал, наши с тобой отношения так и тянулись бы целую
вечность. А тут все одним махом разрешилось. Я знал, что Нинка сразу тебе
позвонит, и ты сразу вылетишь… Я устал от двойной жизни. Ты далеко, а
опостылевшая жена рядом… Прости. Я устал врать, устал притворяться и разыгрывать
из себя любящего супруга. Ты сама во всем виновата. Я ведь поначалу Нинке
изменять и не думал. Ты сама на свадьбе меня совратила, заставила потерять
голову, а потом манипулировала мной, как хотела, убеждая меня в том, чтобы я
жил с твоей сестрой. Роднуль, ты целый год мне мозги компостировала, потому что
денег хотела?! Скажи правду, поэтому? Я ведь без денег тебе был не нужен. Я же
не раз говорил, что я могу уйти от Нинки и что мы можем зажить с тобой
нормальной жизнью, но ты такого меня не хотела. Ты ведь сразу перед собой цель
поставила. Хотела получить меня с большими деньгами. Так есть у нас теперь
деньги, есть, и много денег, даже очень много. Теперь твоя душенька довольна? Я
ведь ради тебя на такое пошел, ни для какой другой женщины я бы такого не
сделал. Мы теперь вместе, Маришка. Я фирму подчистую ограбил, а Нинка – свой
банк. Теперь, Маришенька, нам только жить и радоваться. Мы навсегда вместе.
Знаешь, мне немного Нинку жалко, все-таки она нам не чужая. Поэтому и говорил,
что нам денег от моей фирмы хватит. Так нет, ты вбила себе в голову, что должна
иметь больше, что сможешь психологически подействовать на сестру, и она ограбит
свой банк. Ну все, я уже к офису подъехал. Как только сообщение прослушаешь,
сразу его сотри, чтобы Нинка ничего не знала. Зачем нам ее добивать, ведь ее
такое впереди ожидает… Все. Люблю. Целую. С нетерпением жду встречи, теперь уже
навсегда. Твой Борис.
Глава 10
Я дослушала сообщение до конца. Маринка не
выполнила просьбу Бориса. Она не стерла сообщение. Она хотела, чтобы я
обязательно его услышала. Хотела меня добить. Она специально отключила свой
мобильный, для того чтобы Борис обязательно записался на автоответчик. Моя
заботливая сестра позаботилась обо мне еще раз. Она хотела, чтобы я знала всю
правду. Всю правду…
Я едва добрела до кухни. На плите стояли две
кастрюли. Еще теплый рассольник и уже остывшая солянка. А на столе записка:
«Нина, спасибо тебе за все… Любящая тебя Марина». Это «все» можно запросто
расшифровать. Сестра благодарила меня за мужа, за деньги и за новую жизнь.
Сестра… Господи, мне теперь даже страшно произносить это слово… Сестра… Сестра…
Родная сестра… Силы оставили меня, и я рухнула на пол.
– Мне двадцать пять лет. Бог мой,
двадцать пять, а вся моя жизнь уже коту под хвост, – заговорила я вслух и
почувствовала, как мое лицо исказил нервный тик и задергалась верхняя
губа. – Господи, как же страшно ощутить себя в роли обманутой, в роли
жертвы. От моей вчерашней жизни не осталось даже следа. Ничего… Ни мужа, ни
сестры, ни того, что меня с ними когда-то связывало. Как снег с грязных сапог,
стаяла, исчезла моя вчерашняя жизнь. Как снег с грязных сапог…