– Павел, стой. – Костыль
ухмыльнулся. – Девушка нам что-то хочет сказать.
– Я хочу сказать, что не нужно никого
убивать. Закрывай свой гостевой дом. Я буду жить в твоем доме…
– Умница. Павел, по поводу финансиста все
отменяю. Пусть пока живет и радуется. Может, познакомится с кем, влюбится,
женится, детей нарожает. Парень молодой. У него вся жизнь впереди…
Глава 22
Этой ночью, после любовных утех с Костылем, я
долго лежала без сна, никак не могла сосредоточиться и хоть о чем-нибудь
думать. Я выпила кучу обезболивающего, но у меня по-прежнему страшно болела
щека, боль отдавала в затылок. Казалось, моя голова разлетится на части. А
затем у меня началось что-то вроде бреда. Мысли путались, сознание меркло. Я
посмотрела на Костыля. Он спал и сладко похрапывал. Наверно, ему снились
хорошие сны. С трудом поднявшись с кровати, я подошла к зеркалу и посмотрела на
свое отражение. Из зеркала на меня смотрела девушка с разрезанной щекой, в ране
запеклись сгустки крови. Я попробовала закрыть рану волосами, но она была
большая, доставала почти до губы. И вдруг из моей груди вырвался пронзительный
крик. Вырвался сам, против моей воли, и я с грохотом упала на пол.
– Я не хочу жить! Я не хочу жить!
Господи, забери меня к себе! Господи! Господи, сжалься надо мной! Господи!!! За
что ты меня так, Господи?! Ну что я тебе сделала плохого?!
Я каталась по полу, билась в истерике. Костыль
взял меня на руки, перенес на кровать и попытался успокоить.
– Нина, ну успокойся, пожалуйста…
Успокойся. Я же рядом. Я никуда не ушел. Я же тебя не бросил…
– Женя, убей меня, пожалуйста.
Убей!!! – слезно молила я Костыля и плакала еще громче.
– Ну успокойся, родная моя, я же рядом. Я
рядом… Все хорошо, вот увидишь, что все будет хорошо…
– Ничего не может быть хорошо! Ничего!!!
– Родная, я обещаю тебе, что все будет
хорошо…
– Женя, у тебя же есть пистолет. Не мучай
меня, убей. Я тебя умоляю, убей меня… Убей…
– Родная, успокойся. Я рядом, и я хочу с
тобой жить…
– Нет! Это будет не жизнь. Это будут
мучения!
– Тебе так только кажется, тяжело будет в
начале. А затем… Затем ты увидишь, что все наладится, и все будет хорошо.
– Нет, Женя! Нет! Нет. Нет!!!
Костыль встал, полез в тумбочку и достал
оттуда одноразовый шприц.
– Сейчас я тебя уколю, и тебе будет
легче.
– Что ты хочешь мне вколоть?
– Я хочу сделать так, чтобы тебе было
легче. Сейчас ты успокоишься. Сейчас… Сейчас…
– Вколи мне яд. Я тебя умоляю. Вколи мне
яд.
Я даю Костылю руку и закрываю глаза. Я
чувствую, как мне становится хорошо, спокойно, в моей душе распускаются
красочные цветы, поют экзотические птицы.
– Нина, тебе хорошо? – доносится из
райского сада голос Евгения Александровича, который почему-то кажется таким
родным и таким любимым. А Сергей далеко… Сергей очень далеко… Он так далеко,
что мне уже никогда не дотянуться до него рукой, и он не настоящий. Просто
какое-то видение, словно я его придумала, создала в своих мыслях, в своих
фантазиях. Его не было. Его никогда не было…
– Мне хорошо… Хорошо… – Я улыбаюсь и
ищу Костыля руками…
А затем я увидела себя юной девочкой со
смешными жидкими косичками и вздернутым носиком. Я сижу у мамы на коленях, она
гладит меня по голове. Я трогаю свои косички и спрашиваю обиженным голосом:
– Мама, почему у меня такие косички
жидкие? У других девчонок вон конские хвосты, а у меня три волосины.
– Ничего страшного, – успокаивает
меня мама.
– А почему у меня нос такой вздернутый,
как картошка? У других девчонок носы такие красивые!
– Это все глупости, – улыбается
мама.
– А веснушки? Откуда у меня эти веснушки?
У меня же волосы не огненные?
– Они с возрастом пройдут, отбелятся. Их
не будет. Это все не главное, доченька.
– А что же главное?
– Пусть у кого-то гуще волосы, красивее
нос. Пусть у кого-то нет веснушек. Зато у тебя есть и будет то, чего нет у
других девочек.
– А чего нет у других девочек?
– У тебя есть исключительная судьба. Ты
особенная. Ты всегда должна знать, что ты особенная. Даже в родильном доме ты
выделялась среди всех детей. Ты не похожа на остальных, и ты никогда не будешь
одной из серой массы.
Тогда я еще не могла понять, о чем говорила
моя мама, но я смогла это запомнить. Я уткнулась ей в грудь и почувствовала,
как мне тепло. Дом, приятные запахи и родная мама… Как же хорошо… Как хорошо…
Я не знаю, как я прожила следующие два дня.
Иногда я впадала в панику или депрессию, но Костыль тут же делал мне укол, от
которого мне становилось значительно легче. А затем он повез меня в клинику,
мне сделали пластику, чтобы убрать шрам. Правда, операция прошла не совсем
удачно, и мне пришлось пролежать в клинике месяц. Весь месяц в клинике дежурил
один из людей Костыля, поэтому я даже не помышляла о побеге. Костыль приезжал
ко мне через день. Привозил цветы, фрукты и говорил, что я стала просто
красавицей. Я просила у него зеркало, смотрела на свое отражение и отмечала, что
от прежней красавицы не осталось даже следа. Шрам стал поменьше и потоньше… Но
он остался. Порез был очень глубоким, и врачи ничего не могли поделать. Когда
подошло время к выписке, я тихо спросила:
– Как там Сережа?
– Нормально, – даже не смутился Костыль.
– Что значит – нормально?
– Жив, здоров, работает. У него работы
всегда много. Ты же это знаешь.
– А обо мне он хоть иногда вспоминает?
– Каждый день, – уверил меня
Костыль. – А раз в неделю, исправно, каждое воскресенье, ездит к тебе на
кладбище. В прошлое воскресенье оградку покрасил, цветы посадил. Одним словом,
облагораживает твой участок, так сказать.
– На какое кладбище?
– На обыкновенное. Мы же тебя похоронили,
Нина.
– Как это? Когда?
– Ты ж еще месяц назад погибла в
автомобильной аварии. Тебя уже месяц как в живых нет. Тебя вообще нет:
Понимаешь?
– Не понимаю.
