Ровно через час мы приехали на кладбище и
подошли к небольшому деревянному кресту, вокруг которого были сложены десятки
увядших роз. На кресте, под стеклом, висела моя фотография, где я улыбаюсь
счастливой улыбкой и поправляю свои волосы. На фотографии я очень красива,
потому что на моем лице еще нет этого страшного шрама, да и не только на лице.
Нет шрама в моей душе. А под фотографией табличка с моим именем и даты. И надпись,
что по мне скорбят мои родные и близкие. Ноги у меня подкосились и я, чтобы не
упасть, взяла Костыля за руку.
– Памятник тебе еще приличный не
поставили. Извини, – сказал он. – Поставим позже, надо, чтобы земля
улеглась. А проводили мы тебя с почестями, как положено. С оркестром. Только
гроб был закрытым, потому что обгорела ты сильно. Я Сергею сказал, что ты
переживала сильно после того, как он уехал. В тот же вечер напилась до
бессознательного состояния, села за руль моей машины, доехала до обрыва, прямо
с него упала и сгорела там заживо. Мне ради такого дела даже пришлось свою
тачку с обрыва скинуть. Правда, я старенький «Форд» отдал, мне его совсем не
жалко. А за руль мы труп посадили по-настоящему обгорелой девушки твоего
возраста. В морге купили. Так что, Нинка, все сделали в лучшем виде. Комар носа
не подточит. Денег это, конечно, стоило, но теперь ты у нас официально
покойница. Менты как увидели свидетельство о смерти, сразу вычеркнули тебя из
розыска. Теперь ты, Нина, свободна. Свободна как птица. Наслаждайся, родная,
свободой. Дыши полной грудью. Не была ты замужем ни за каким ублюдком, сестры у
тебя никогда не было. Ты теперь Костылева Руслана, и живем мы с тобой
официально уже три года, а до этого ты в глухой деревне жила, оттуда я тебя и привез.
Из глухомани притащил и женился. Держи документ.
Костыль достал из кармана паспорт и протянул
мне. Я открыла первую страницу и посмотрела на свою фотографию… Я не была
похожа на себя прежнюю, потому что через все лицо шел шрам.
– А как же Сергей?
– А что Сергей? С Сергеем ты больше
никогда не увидишься. Он совсем тронулся от своего горя и за неделю потерял
часть моих денег. Я наложил штраф на его компанию, и мы разошлись. Теперь у
меня другой финансист. Так что, Нинка, вернее, Руслана, я обещал вытащить тебя
из дерьма, вот и вытащил. Теперь ты моя законная жена. Ты мне должна быть
благодарна до конца своей жизни. Я все проблемы расхлебал, теперь живи и
радуйся.
– Чему? – опешила я.
– Новой жизни, дорогая. Новой жизни! Мне
даже предложение тебе делать не нужно и к алтарю тащить, ты и так моя законная
жена.
Я положила букет, который подарил мне в
больнице Костыль, на свою могилу и на ватных ногах пошла к машине. У меня не
было слез и вообще каких-либо эмоций.
Все последующие дни я вообще ничего не понимала.
Мир, в котором мы жили вдвоем с Сергеем, рухнул. Воспоминания о нем терзали мне
душу. Иногда казалось, что теперешняя моя жизнь лишь сон, что сейчас я
проснусь, и все будет как раньше, когда я была вместе с Сергеем, была
по-настоящему счастлива и любима. Но порой душевная боль становилась
невыносимой, и тогда я бегала по дому за Костылем, просила сделать мне
успокаивающий укол. Часто Костыль отказывал мне, говорил, что у меня началась
наркотическая зависимость, и это опасно. Я не слышала его доводов. Мне было
плохо, сильно ломило тело. Я кричала, устраивала истерики, била посуду.
Однажды, не выдержав, я ворвалась в
бильярдную, где Костыль собрал своих стриженых братков. Судя по всему решались
важные проблемы. Народу было полно, но я не обратила на это никакого внимания,
рухнула перед ним на колени и протянула свои обколотые руки:
– Женя, родной, уколи меня, пожалуйста.
Ну уколи… – Я заплакала.
Костыль изменился в лице.
– Иди наверх! Ты что, не видишь, я
занят! – рявкнул он.
– А ты меня уколи и решай дальше свои
вопросы. Если занят, попроси кого-нибудь из пацанов или дай мне дозу, я сама
уколюсь… Я уже кололась. У меня получится.
Даже братки почувствовали себя неловко.
Озверевший Костыль ударил меня ботинком в лицо. Он чуть не задохнулся от
ярости.
– Пошла отсюда! Ты что меня позоришь,
дура?! Пошла!!! Иди наверх, я сказал!
Я не почувствовала удара. И мне даже не было
обидно. Страшная ломка заглушала все, меня буквально выворачивало наизнанку.
– Ты только дай дозу, и я уйду. Ты только
дай! Я уколюсь и пойду приготовлю тебе курицу с картошкой, как ты любишь… Это
же моя фишка, ты знаешь. Ты же сам говорил, что я курицу готовлю всем мужикам,
кто меня дерет. Дай, и я тебе такой секс покажу, что ты улетишь! А хочешь
минет?! Ты же его так любишь! А хочешь, я тебе минет прямо при пацанах сделаю?
Дай дозу! Дай, а то меня всю ломает! Дай, а то я умру!
Костыль вскочил и начал меня избивать.
Наверное, он меня просто убил бы, если бы не пацаны. Они оттащили его и держали
за руки.
– Женек, ты ведь ее забьешь насмерть!
Жена все-таки. Смотри, у нее уже полный рот крови и глаза кровью налились. Дай
ты ей эту дозу. Что над человеком издеваешься? Сам же ее на иглу посадил…
– Молчать! – Костыль пробовал
вырваться, но его крепко держали. – Не дам я ей никакой дозы, пусть ее
переломает!
– Да она же загнется! Завтра решишь, что
с этим делать, а сейчас дай ей уколоться. Она же просто сдохнет!
– Пустите меня!
Костыль достал из сейфа шприц, наркотик и
брезгливо швырнул мне на колени.
– Колись сама.
– Спасибо… Спасибо… – бормочу я и
пытаюсь поцеловать его лакированные ботинки. С моих губ капает кровь.
– Пошла отсюда! Пошла!!!
– Спасибо… Спасибо…
Я не могу идти и почти ползу к лестнице. Я
крепко прижимаю к груди свою дозу и чувствую себя по-настоящему счастливой…
Отлежавшись после укола, я решила привести
себя в порядок. Я намазала разбитую губу, поправила давно немытые волосы… Тем и
ограничилась. Взяла какую-то книгу, попробовала читать, но у меня ничего не
получилось. Включила телевизор, долго и тупо смотрела на экран, и это было
неинтересно. Тогда я решила выйти на улицу и подышать свежим воздухом. С
опаской спустилась на первый этаж и облегченно вздохнула: мужа нигде нет,
значит, он вместе со своими ребятами уехал в город. У входных дверей я
столкнулась с домработницей. Она испуганно всплеснула руками.
– Да у вас все лицо разбито, давайте я
вам обработаю!
– Бог с ним, – махнула я
рукой, – мне не больно.
– Не больно?
– Нет. Я ничего не чувствую.
– Евгений Александрович сказал, что
положит вас завтра в наркологический диспансер.
