— А-А-А! — От боли у него вырывается нечеловеческий рев. Он стискивает голову, а я бросаю книги и проскальзываю у него под рукой, а вдогонку мне несется целый поток ругательств — некоторые я знаю, некоторые даже никогда не слышала.
— Давай! — ору я Виктрии, которая по-прежнему прячется за последним стеллажом. Она вылезает, я хватаю ее за запястье и тащу за собой, прочь отсюда и поближе к выходу.
Лютор бросается следом, но у нас достаточно форы, чтобы добраться до переполненного холла, прежде чем он нас догонит. Оказавшись посреди помещения, я останавливаюсь. Белые слова пропали с экранов, пленки снова заработали. Возле пленки «Естественных наук» стоит невысокая женщина в идеально отглаженной темной одежде — такую предпочитают корабельщики. Она погружена в разговор с теми, кто до этого изучал схему двигателя. Несколько человек, изумленные нашим суматошным появлением, поднимают взгляд, но большинство нас вообще не замечает.
Лютор стоит на пороге, вцепившись обеими руками в дверной косяк, и прожигает нас взглядом. Он ничего нам не сделает. Не при остальных.
Сезон уже прошел, и фидусом больше никого не опаивают. У него не будет оправдания.
Виктрия выдергивает руку.
— Спасибо, — бормочет она; звук больше похож на рычание.
— Эй! — Голос Лютора звенит, отражаясь от стен. Большинство людей поворачивается к нему, но Виктрия низко опускает голову и спешит к выходу, бросив меня посреди холла. Лютор отталкивается от дверного косяка и направляется в мою сторону.
— Думаешь, можешь вот так просто сбежать от меня? — спрашивает он.
— Не думаю, а знаю, — отвечаю я и уже делаю несколько шагов к выходу, но тут он хватает меня за локоть и разворачивает.
Обвожу зал взглядом. Все смотрят. Некоторые придвинулись поближе, и по тревоге в их глазах я понимаю, что они почти что готовы прийти мне на помощь. И все же… они не решаются. Потому что он — один из них. А я — нет.
— Теперь все по-другому. — Я с шипением выдергиваю руку из его хватки. — Ты думаешь, что можешь делать что хочешь, но это не так.
Быстро отступаю, решительно настроенная уйти отсюда, не дав ему больше возможности дотронуться до меня даже пальцем. За спиной раздается смех, и звук его так отвратителен, что по спине у меня бегут мурашки.
— Да, все по-другому! — рычит Лютор мне вслед. — у нас больше нет командира!
Я разворачиваюсь на пятках.
— Старший — ваш командир! — Голос звучит высоко и громко, словно сердитый скрип. Против воли вспоминается сообщение, которое появлялось на пленках.
Лютор презрительно фыркает.
— Думаешь, этот сопляк остановит меня? Или вообще хоть кого-то из нас? — Он раскидывает руки, указывая на толпу, которая жадно смотрит представление, которое мы устроили посреди обычно тихого холла. — Мы можем делать что хотим, — говорит Лютор так тихо, что слышу только я. Потом широко ухмыляется и издает могучий рев: — Мы можем делать что хотим!
И я вижу в лицах окружающих нас людей…
Они осознают, что он говорит правду.
9. Старший
— Старший? — слышу я, когда за спиной закрывается дверь покоев Старейшины.
— Какого черта? — бормочу я, оглядываясь. На этот уровень ни у кого, кроме меня, нет доступа.
В дверном проеме учебного центра мелькают рыжие волосы.
— Эми? — спрашиваю потрясенно, бросаясь вперед.
Она улыбается — не широко, просто слегка изгибает губы. И в глазах эта улыбка не отражается.
— Я надеялась, что ты тут.
— Как… как ты сюда попала?
Она выходит из учебного центра ко мне в Большой зал. Поднимает левую руку.
— Это тебе Док дал! — восклицаю я, разглядывая вай-ком на ее запястье.
Эми кивает.
— Я подумала… он раньше принадлежал Ориону, так что может дать мне доступ на уровень хранителей и… — Она пожимает плечами. — Получилось. Я пыталась тебя вызвать, но ты сбрасывал. Или я что-то не так делала?
— Нет, я правда отклонял какие-то вызовы.
Эми легонько ударяет меня по плечу.
— Игнорируешь меня, значит?
— Не смог бы, даже если бы попытался, — отвечаю я.
Она снова улыбается — снова пустое движение губ, которое ничего не зажигает в глазах.
Мы стоим футах в двух друг от друга — она у учебного центра, я чуть ближе к середине Большого зала, и между нами повисает почти физически ощутимая неловкая тишина. Она вытягивает цепочку из-за ворота и вертит свой амулет в пальцах.
— Что случилось?
— Ничего, — торопливо отвечает Эми, выронив крестик.
Прищуриваюсь, но не настаиваю.
— Я давно тебя не видела, — говорит она наконец, но не двигается, и я подхожу сам. Она опускает руку в карман и мгновение выглядит так, будто собирается что-то вынуть.
— Мне пришлось улаживать кое-какие сложности в Городе, а потом… у корабельщиков.
— Моя очередь спрашивать, — говорит Эми, вытаскивая руку из кармана — в ней ничего нет. — Что случилось? Ты видел, что возникло на пленках?
— Да. — У меня вырывается стон. — Корабельщики сумели найти брешь в системе, — Пожимаю плечами, пытаясь казаться беспечным, но и сам вижу, что движение выходит горьким. — Все равно поздно. Я попросил Марай и главных корабельщиков быть моей полицией.
— Отлично! — восклицает Эми с таким пылом, что я удивленно поднимаю взгляд. — Просто… рада, что ты наконец решился. В смысле, завести отряд полиции, — добавляет она, заметив мое удивление.
— Нужно было сделать это еще месяц назад, — говорю я и жду реакции.
Ее рука дергается, как будто Эми хочет коснуться меня, но не делает этого.
— Ты что-то недоговариваешь, — упрекает она мягко.
«Ты тоже», — думаю я, но по ее тяжелому взгляду понимаю, что она все равно не расскажет, что ее беспокоит. Так что я просто рассказываю правду. Про двигатель. Про вранье. Про то, что мы не летим и даже не знаем, где оказались. Рассказываю то, что больше никому на корабле не говорил.
— И мы не можем им сказать… — добавляю я. — Если фермеры узнают…
Эми кусает губы, но не спорит. Пока что.
Провожу пальцами по волосам, словно пытаясь вытащить ответ из корней.
— Мы стоим уже давно. А корабль не прослужит вечно. Он… «Годспид» разваливается.
Только теперь, высказав это ей, я сам осознаю правду. И наконец вижу все, на что раньше не обращал внимания, и понимаю, что это значит. Производство пищевых продуктов сокращается, хоть мы выжимаем в почву все удобрения и питательные вещества, которые только можно. Да, в последнее время большинство фермеров работает не так усердно, как под фидусом, но даже это снижение продуктивности не оправдывает то, что растениям едва хватает силы протолкнуться через почву.
