— Я видел ее там, снаружи. Я видел Центавра-Землю.
Качает головой, будто перекатывая мои слова внутри.
— Мы приземлимся. Скоро.
Что-то щелкает. Ее взгляд расфокусируется.
— Можно будет разбудить маму с папой, — говорит она медленно. — Мне не придется всю жизнь сидеть на корабле. Я смогу снова выйти улицу. Я увижу солнце.
— Солнца, — поправляю я. — У Центавра. Земли два солнца.
— Солнца. Солнца. — Свет в ее глазах напоминает мне о двух сияющих сферах над нашей планетой.
— Ну, теперь ты рада, что я там был? — спрашиваю с ухмылкой. — Всего-то и пришлось немножко умереть, зато теперь у тебя есть целая планета!
Я ожидал, что она рассмеется или, по крайней мере, улыбнется. Но никак не того, что врежет мне по руке.
— Тупой ты идиот! — И следом еще один удар. — Зачем мне планета без тебя!
У нее глаза округляются, стоит ей сообразить, что она только что сказала. До этого каждый раз, едва разговор заходил о нас, Эми смущенно меняла тему, но теперь, вместо того чтобы отстраниться, она наклоняется ко мне. Рыжие волосы багрянцем проливаются с ее плеч мне на грудь. Пылающая радость, которая охватила ее при упоминании планеты, сменяется чем-то другим, теплым, словно тихое, но неугасающее пламя.
— Без тебя она мне не нужна, — говорит она тихо.
Протянув руку, обнимаю ее за талию и притягиваю к себе, так что она почти лежит на мне. Я чувствую каждый дюйм ее тела; сердце стучит, как сумасшедшее, — странно, что кровать не шатается.
Она выглядит испуганной, но не ускользает.
А касается моих саднящих губ едва ощутимым поцелуем, мягким и нежным.
В этом поцелуе сладость, и невинность, и обещание.
Позади раздается покашливание Дока.
На лице Эми мелькает удивленное выражение, а потом она отскакивает обратно на стул у стены и мучительно краснеет.
— Как ты себя чувствуешь, Старший? — спрашивает Док, подходя к кровати. Отсоединенная кислородная трубка заставляет его нахмуриться. Он проверяет мне пульс, светит фонариком в глаза.
— Отлично, — отмахиваюсь я.
Наконец Док, кажется, приходит к такому же выводу и садится на стул рядом с Эми.
— А теперь, — начинает он, и его обычно спокойный голос звучит жестко, — может, ты объяснишь мне, как ты додумался до этого своей чугунной башкой?
Я открываю рот, но ничего не отвечаю. Взгляд перепрыгивает на Эми — насколько Док в курсе событий? — и она легонько качает головой.
— Не пытайся ничего от меня скрывать. — Док чуть повышает голос. — Я прекрасно понимаю, что вы там делали.
— Э-э-э… правда?
Док испепеляет меня взглядом.
— Мне известно, что это за костюм. Он для выхода наружу. Орион однажды чинил что-то на поверхности корабля. И вы, значит, нашли его и подумали: «Давай-ка пойдем в космос, поиграем!»
— Неправда… — начинаю было я, но тут Эми делает страшные глаза.
— Старший, я понимаю, честно. — Голос Дока снова возвращается к спокойному, ровному тону, каким он обычно спрашивает, как я себя чувствую, перед тем, как предложить успокоительный пластырь. — Ты хотел посмотреть, каково там, снаружи. Но нужно же соображать. Этим костюмам сотни лет. Сомневаюсь, что хоть один из них полностью исправен. — Он колеблется, избегая смотреть мне в глаза. — Старший… ты слишком важен для корабля. Орион заморожен, фидус отменили… мы не можем сейчас рисковать. Не тобой.
К моему изумлению, Док закрывает лицо руками — никогда в жизни не видел у него такой эмоциональной реакции.
Бип, бип-бип.
Я тянусь выключить вай-ком.
— Тебя вызывают? Лучше прими вызов. — Он снова смотрит на меня гневно. — Твои безумные выходки не освобождают тебя от обязанностей.
— Знаю, — говорю я уязвленно и нажимаю кнопку.
Док перестает хмуриться и, кажется, собирается уже извиниться, но я поднимаю палец, показывая, что занят.
Отключившись, поднимаюсь с кровати. Эми, кажется, хотела бы уложить меня обратно, но не выйдет.
— Эми. — Я пытаюсь взглядом сказать все, что не могу произнести вслух. — Потом нам нужно будет обсудить. Одну вещь.
Она кивает.
— Но сейчас я должен идти.
На выходе из комнаты Эми хватает меня за локоть.
— Что случилось? — спрашивает она, и в этих трех словах ясно слышна просьба остаться с ней.
Но я не могу.
— Марай умерла.
42. Эми
Без Старшего комната кажется пустой. Пытаюсь припомнить Марай — она была первым корабельщиком, вроде как правой рукой Старшего. Высокая, все дела, со строгой прической и пронзительным взглядом, но кроме внешности я о ней ничего толком не знаю.
А теперь слишком поздно.
И она уже не увидит новой планеты.
В животе ворочается чувство вины. Нельзя так радоваться, когда кто-то умер. Но… мы добрались! Корабль все-таки приземлится! Проходя по общей комнате Больницы, я останавливаюсь, чтобы посмотреть в огромное окно, мысленно заменяя идеально ровные холмы и нагромождение трейлеров далекого Города лесами, океанами и небом.
Мы долетели.
К себе в комнату я возвращаюсь с улыбкой удовлетворения. Можно ненавидеть Ориона за рее, что он натворил с тех пор, как я проснулась, но нельзя отрицать, что это его подсказки приведи нас со Старшим прямо к Центавра-Земле.
И едва не привели к смерти.
Руки по собственной воле поднимаются к лицу, и я касаюсь губ. Этот поцелуй… Я не думала о том, что делаю, а просто сделала, и все.
И вот теперь не могу забыть вкус его губ. Я сказала правду о том, что без него мне не нужна новая планета?
Да.
Но… если — нет, когда корабль сядет, все изменится.
Это такая же истина, как наш поцелуй.
Качаю головой. Не могу сейчас об этом думать.
Запершись в спальне, вынимаю сонет Шекспира из комнаты со скафандрами. Мне думается, что надо бы вернуться за «Маленьким принцем», который обнаружился там же, но я пока что не представляю себе, как вернуться на криоуровень. При мысли о шлюзе у меня перед глазами тут же встает картина, как Старший бездыханным рухнул на пол. Мне никак не забыть то мгновение, когда я уже решила, что все кончено.
Провожу пальцем по гладкому краю страницы. Едва ли Орион сам вырезал ее из книги сонетов. Кто-то подделывает послания, это точно. Бросив сонет на стол, принимаюсь мерить комнату шагами. Если планета и была тем, что скрывал Орион, нам уже даже не нужна новая подсказка. Но что, если это еще не ответ?
Он ведь говорил, что у нас будет выбор. Что я должна буду принять решение. Значит, это что-то еще… важнее даже, чем планета.
