– Что ты хочешь этим сказать?
– Что генератор может гавкнуться в любой момент, – буркнул Денис. – Так, Михаил Батькович?
– Ага, – с той же жизнерадостностью ответил бортинженер.
– Ни фига себе! В таком случае нам домой бы как-нибудь добраться, а не приплутониваться.
– Вот и я думаю…
– Сначала надо найти «Калифорнию», – мрачно сказал Денис. – Пока не найдём, о возвращении и не думайте.
– Да я что, как скажете…
– Есть! – вдруг издал восклицание Глинич; для обычно меланхолически настроенного планетолога такой взрыв эмоций был в диковину. – Вижу!
– Что ты там увидел? – посмотрели на него все.
– Металл! Локатор засёк на поверхности Плутона металлический объект!
– Ну и что? – пожал плечами Абдулов.
– «Калифорния»? – мгновенно отреагировал Денис.
– Масса большая, может быть, и «Калифорния».
– Или большой железный метеорит, – возразил Абдулов.
– Сейчас Батя проверит параметры и даст заключение.
Батей все они называли бортовой компьютер.
Денис от волнения дёрнул рукой, всплыл над креслом: он не был пристёгнут страховочным ремнем, а в кабине царила невесомость.
– Давай быстрей!
– Батя и так трудится вовсю.
– Засёк координаты района?
– Обижаешь, командир, не промахнемся. На следующем витке покажу это место. Помните, мы зафиксировали самый большой паровой фонтан на экваторе? Это примерно в том районе. Потерпите двадцать минут.
В рубке «Амура» наступила тишина.
Денис и Абдулов не сводили с экранов глаз.
Миша Жуков порхал по кабине, как бабочка, то исчезая в люке, ведущем в соседний – приборно-агрегатный отсек, то появляясь вновь. Он работал с бортовой аппаратурой, контролирующей состояние систем и узлов корабля, поэтому не мог отвлекаться на созерцание космических панорам, однако иногда приклеивался к обзорным экранам, чтобы бросить заинтересованный взгляд на двойную планету, скрывающую под туманной воздушно-паровой оболочкой неведомые тайны.
Двадцать минут – именно столько требовалось «Амуру» на один виток вокруг Плутона на заданной высоте – истекли.
– Вот, смотрите. – Глинич подвёл крестик курсора к вихревому облачному образованию на белом фоне атмосферы. – Даю обработку локационного поля.
Картина на главном обзорном экране изменилась.
Туманный слой стал почти прозрачным, позеленел, и сквозь него проявился необычный ландшафт – скопище гигантских снежинок размером с земной стадион, соединяющихся в удивительной красоты «снежную корочку». А в центре одной из «снежинок» торчало овальное чёрное пятнышко, похожее на арбузное семечко.
– «Калифорния»? – проговорил Денис пересохшими губами.
– Если это американцы, почему они не отвечают на запросы? – резонно заметил Абдулов.
– Не знаю… но это они! Будем садиться! Всем по местам, начинаем подготовку. Радио на базу: нашли шаттл, на вызовы не отвечает, идём на Плутон.
«Амур» упёрся в пространство, замедляя скорость…
6
Белёсая бездна без конца и края, ни одного ориентира не видно, сплошной туман, кое-где распадающийся на клочки и струи, расступавшийся пузырём и тут же расползающийся пеленой.
Лёд под ногами, то бугристый и волнистый, как стиральная доска, серый, запылённый, с вкраплениями мелких и крупных булыжников, то удивительно белый, ровный и гладкий, как каток.
И странные звуки, то и дело прилетающие из тумана: серии гулов и отголосков разного тембра, щелчки, свисты, скрежет, бульканье, шипение пара, удары, сотрясающие почву, вызывающие недолгое глухое эхо.
Они стояли втроем – Миша Жуков остался на борту – на синеватой пластине льда и озирались по сторонам, жадно всматриваясь в туман и вслушиваясь в долетавшие со всех сторон звуки. Молчали, ожидая появления из тумана неких чудовищ, издающих рёв и гул. Но шумы продолжали доноситься отовсюду, а чудовищ всё не было, вокруг завивались спиралями белёсые струи тумана, и ничего кроме.
– Парилка… – пробормотал Абдулов.
Никто ему не возразил. Атмосфера Плутона и в самом деле на восемьдесят процентов состояла из водяного пара, хотя при этом температура приповерхностного слоя этого с позволения сказать воздуха не превышала двенадцати градусов по Цельсию.
«Амур» не подвёл.
Посадка прошла удачно, несмотря на переживания бортинженера и опасения экипажа по поводу «ныряния в омут с непредсказуемыми последствиями». Корабль вёл себя практически идеально, совсем не так, как те ракетные корабли, которыми командовал Молодцов до этого полёта.
Сели они примерно в десяти километрах от «снежинки», в центре которой разместился американский шаттл, до сих пор не подающий признаков жизни. В том смысле, что он не отвечал на радиозапросы, хотя, судя по тепловому излучению и электромагнитному фону, был в исправном состоянии. Единственное, что настораживало: по анализу Бати выходило, что весь он покрыт сверху тонкой корочкой льда и изморози. А такое могло случиться лишь в одном случае: если на его борту не было людей, которые должны были контролировать состояние шаттла и включать время от времени системы внешней очистки корабля.
– Как там погода? – прилетел по рации голос Миши Жукова.
– Нормально, – очнулся Денис, – выходим в путь. Будь повнимательнее, если что-то произойдёт непредвиденное, ори благим матом.
– Можно и просто матом, – добавил Абдулов со смешком. – Мы поймём.
– Идём уступом, – сказал Денис, унимая поднявшееся в душе волнение. – Первым я, замыкающим ты, Слава. Не забывай оглядываться. Мало ли что или кто появится. Вдруг здесь водятся злые крокодилы.
– Вряд ли, – меланхолично заметил Феликс Эдуардович Глинич, поглядывающий на экранчик органайзера, который поддерживал связь с исследовательским комплексом корабля. – Батя ничего опасного не видит в радиусе десяти километров. Докладывает о гейзерах и каких-то стенах.
– Что ещё за стены?
– Локатор фиксирует стены, возможно – это ледяные образования, скалы.
– Где это?
– Да везде, ближайшая всего в километре от нас. Можем подойти посмотреть.
– Нам не стены нужны, а как раз наоборот – проходы между ними. Миша, ты видишь стены?
– Вижу, они действительно повсюду.
– А где же те «снежинки», что мы видели сверху? – поинтересовался Абдулов.
– Вот эти стены и образуют «снежинки», – сказал Глинич. – Точнее, мы с плоскости видим «снежинки» как изломы стен.
– Поехали, – решительно сказал Денис, делая шаг… и взлетел над ледяным бугром на полметра; сила тяжести на Плутоне была в десять раз меньше, чем на Земле.
