– Ну и что? – пропищал Миша Жуков.
– Предел статичности – это граница области, внутри которой «Амур» не может находиться в состоянии покоя.
– Мы и так не находимся в состоянии покоя, мы падаем!
– Правильно, мы пересекли горизонт событий, но ещё не добрались до горизонта статичности. По сути, мы находимся во «времяподобном» пространстве.
– Короче, Склифосовский!
– У нас два варианта. Первый – выйти на орбиту вокруг сингулярного кольца…
– Чего?!
– У вращающейся чёрной дыры центр сингулярности не точка, а кольцо.
– Быстрей говори, нас сейчас окончательно расплющит! Я уже не чувствую ни рук, ни ног!
– Если выйдем на орбиту – выживем.
– А дальше?
– Будем вращаться, пока не кончится энергия.
– Второй вариант хуже или лучше?
– Второй – нырнуть в кольцо сингулярности.
– И что будет?
– Есть шанс выплыть из чёрной дыры.
– Куда?
– Этого никто не знает. Скорее всего, мы пересечём оба горизонта и выпадем в нормальное пространство за пределами дыры. Но это может быть и пространство другой Вселенной.
– Чёрт! Командир, нет сил терпеть, меня сдавило в сосиску!
– Ум, ныряем в кольцо! – принял решение Денис, сознание которого начало пульсировать: то гаснуть, то разгораться.
«Амур» нацелился на зрачок тьмы впереди.
Стало трудно дышать.
– А-а-а! – закричал кто-то плачущим голоском.
Денис напрягся изо всех сил, пытаясь остановить процесс сплющивания… и проснулся.
Вокруг царила привычная рабочая тишина, нарушаемая едва слышимыми скрипами и звоночками кабины управления. Космонавты сидели в своих креслах, не снимая скафандров, только откинув пузыри шлемов. Носовой экран впереди показывал звёздные россыпи, из которых выделялись три самые яркие звезды – Альнилам, Минтака и Альнитак, образующие так называемый пояс Ориона. Корабль мчался чуть в сторону от него с почти световой скоростью, но его целью пояс не был. Да и достичь звёзд пояса он не смог бы, потому что лететь к ним надо было больше тысячи лет
[11]
.
– Выспался, Андреич? – спросил Слава Абдулов, заметив, как пошевелился командир.
– Выспался, – буркнул Денис, глянув на хронометр; поспать удалось всего три с половиной часа; несмотря на наличие кают, спали в кабине управления согласно инструкции. Выходили из кабины только по надобности, хотя скафандры имели устройства для утилизации физиологических отходов; «берегли» удобства.
Корабль находился в пути уже почти три недели.
Испытав новую программу и защитную систему, позволяющую ему набирать скорость невиданными темпами – шпугом, как обозвали эту программу создатели, «Амур» пересёк Солнечную систему за два дня и вышел в открытый космос, за пределы родной планетной семьи.
Настроение у экипажа было будничное. Все понимали особенности разведрейда и на пустопорожние разговоры не отвлекались. Важно было вовремя заметить нарастание гравитационного поля, оценить его градиент и остановиться до того, как корабль затянет в чёрную дыру.
Редко шутил даже не унывающий ни при каких обстоятельствах Слава Абдулов. Лишь один раз он затеял с бортинженером пикировку, откликнувшись на его сентенцию, что мир спасёт красота.
– Красота спасёт мымр! – ответил он Михаилу. – А мы все ляпнемся в дыру!
Бортинженер не сдержался, ему тоже было скучно, и он заметил, что Вячеслав дилетант в астрофизике, что ничего ещё не известно, что Рога могли дать вероятностный прогноз, а не реально осуществимый, и что его друг – физик – не верит в наличие искусственно созданной чёрной дыры.
На что Абдулов презрительно махнул рукой и ещё более презрительно объявил:
– Как говорил великий юморист, не помню фамилии: скажи мне, кто твой друг, и идите оба на хрен!
Хохотнул Глинич.
Жуков угрожающе начал выбираться из кресла, и улыбнувшийся Денис осадил его властным голосом:
– Отставить дурацкие споры! Не отвлекаться! Посажу на гауптвахту!
Михаил успокоился. Обижался он картинно и абсолютно беззлобно.
Прошло ещё трое суток.
«Амур» по-прежнему мчался вперёд, как снаряд, пущенный во тьму из жюльверновской пушки, но не слепо – как настоящий снаряд: все его системы работали в нормальном режиме, а исследовательский комплекс «Аргус», дополненный «Зорким Соколом», ежеминутно сообщал о полевой обстановке.
На двадцатый день не выдержал Глинич:
– Не понимаю…
– Ты о чём? – осведомился Жуков.
– Технологическая зона погибшей цивилизации не должна тянуться бесконечно. Мы на протяжении года встречали всякие обломки, за это время Солнечная система, двигаясь со скоростью триста километров в секунду, преодолела около десяти миллиардов километров.
– Ну и что?
– Центр цивилизации, а это не что иное, как его светило, уже давно был бы обнаружен. А раз оно не видно, значит, звезда эта ухнула в чёрную дыру, которая убегает от нас.
– С чего ты взял?
– Все артефакты, пересёкшие Систему, летели со скоростью от полусотни до двухсот километров в секунду – максимум, то есть мы постепенно нагоняем центр, вонзившись в хвост технологической зоны.
– К чему ты клонишь?
– Чёрная дыра уже должна была проявить себя.
– Так близко от Солнца, всего в двадцати светоднях? – с сомнением хмыкнул Абдулов. – Чего же мы тогда дёргаемся, ищем дыру? Она скоро сама нас найдёт. То есть Солнце.
– Не так уж и скоро. Мы летим почти со скоростью света, а Солнечная система движется в пространстве со скоростью в тысячу раз меньшей. Значит, до встречи Системы с дырой по крайней мере двадцать тысяч дней, то есть около пяти-шести лет.
Абдулов повернулся к Жукову:
– Ну и что по этому поводу говорит твой друг-физик?
– Сам дурак, – мрачно проворчал бортинженер.
Абдулов захохотал.
– Один-ноль в мою пользу! Командир, можно я отдохну в каютке? Надоело спать в этой смирительной рубахе.
– Нет! – отрезал Денис.
– Но ведь пока всё спокойно.
– Майор!
– Понял, товарищ полковник, – обидчиво вздохнул пилот.
А через час «Аргус» доложил экипажу, что «чует» изменение гравитационных и электромагнитных полей.
– Всем готовность «ноль»! – скомандовал Денис, ощущая, как мышцы наливаются силой; он всё ещё надеялся обнаружить американский «Орион» под управлением Кэтрин, опередивший русский корабль, и наличие впереди гравитационной аномалии могло превратить ожидание во встречу с любимой.
