А еще она видела множество потоков силы. Это были линии: прямые, а чаще – изогнутые. Пересекающиеся, сливающиеся, но в основном существующие независимо друг от друга. Каждый поток имел свой цвет… вот только назвать его Магдалина не могла, потому что в человеческих языках отсутствовали нужные слова. Источники силы находились повсюду, куда ни кинь взгляд: в токе подземных вод, в растениях, в перенасыщенном электрикой воздухе. Подобно мухе, для которой везде найдется пища, Магдалина понимала, что способна черпать силу буквально из-под ног. И это была не «особая энергия», а магия иного порядка, магия самого бытия: магия бесконечной цепочки рождения и распада материи.
Однако та же физика, которая наделяла Магдалину могуществом, накладывала и определенные ограничения. Каждый закон был что палка о двух концах. Воздействие рождало противодействие, уменьшение энергии в одной точке пространства вызывало ее прирост в другой. Поэтому Магдалина, несмотря на все желание, не могла мгновенно перенестись на борт неведомого дирижабля (на самом деле – ведомого, потому что сердце подсказывало, а может – строптивый ветер), не могла остановить время или проскользнуть сквозь каменную стену.
Если бы Магдалина была чистокровной вестницей, то окно возможностей оказалось бы гораздо шире. Но все-таки энергетический потенциал ее человеческого тела – несравненно ниже…
«А вот и наемники…» – подумала Магдалина, заглянув, точно в подзорную трубу, в один из потоков силы.
И Азазел почти одновременно пропыхтел, сбавляя шаг:
– Они приближаются. В четырех минутах.
Иетарел наклонился, прикоснулся ладонью к брусчатке и заметил:
– У них две бронемашины. Нам нужны обе?
– Только одна, – ответила Магдалина.
– Заметано, – Азазел передернул затвор винтовки. – Тогда берем первую.
– Верно, – согласилась Магдалина. – Исчезните и ждите моего сигнала.
Азазел устроился за грудой поржавевших каретных рессор.
Иетарел без разбега запрыгнул на забор. Порвал руками, словно шелковую нить, идущую поверху колючую проволоку. Спрыгнул в складской двор на кучу щебня, а затем вскарабкался по скобам на площадку сторожевой вышки. Там он опустился на одно колено, прижал приклад винтовки к плечу и приготовился поливать свинцом сверху.
Магдалина осталась посреди дороги одна. На ее губах возникла грустная улыбка.
Столь исключительные способности… Пик могущества… Власть над энергией и материей…
И все это приходилось направлять на разрушение.
Из-за поворота выкатили похожие на гигантских скарабеев бронированные паромобили. У наемников было время сообразить, что одинокая молодая женщина, застывшая на дороге, точно призрак в потрепанном платье, – это та, ради кого они до сих пор вынуждены прочесывать обреченный город. Механики ударили по тормозам. Бронемашины замерли в клубах пыли и пара. С лязгом открылись люки. Наемники высыпали наружу, растянулись поперек дороги цепью и кинулись к Магдалине.
– Мадемуазель! – командир кивнул Магдалине. – Вы не пострадали?
На правой руке под перчаткой у него было заряженное «особой энергией» кольцо. Магдалина заметила невидимое обычному человеку лучистое мерцание артефакта походя; походя же она вытянула из кольца силу: теперь, чтобы сделать так, ей не нужен был физический контакт. А лишняя толика «особой энергии» никогда не помешает.
– Прошу! Проследуйте вместе с нами! Оставаться здесь небезопасно…
Действительно – небезопасно. В этом наемник не ошибался.
Магдалина нащупала поток силы, идущий из-под толщи земли, изогнула его и перенаправила в котел дальнего паромобиля.
Грянул взрыв. Засвистели над дорогой осколки иллюминаторов и куски обшивки. Из открытых люков бронемашины повалил густой дым вперемешку с перегретым паром.
Наемники словно по команде повалились на землю. Магдалина все так же стояла перед ними: чуть ссутулившись, расслабленно опустив руки.
– На землю! Мадемуазель! – закричал командир. Он не понял, что произошло. Кинулся к Магдалине, намереваясь уберечь от неведомой угрозы: Мосдей предупреждал, что заплатит лишь в том случае, если его заказ будет доставлен невредимым.
Но из-за груды рессор показался Азазел: одним движением он взял командира наемников на мушку и спустил курок. В тот же миг с верхней точки открыл огонь Иетарел.
Падшие разили без промаха. Их «ремингтоны» били почти непрерывно. Щелчок скользящего цевья – выстрел, щелчок – выстрел… Магдалина сделала шаг назад, когда ручьи крови заблестели у ее ног.
На броню первой машины выбрался наемник. Он схватился за гашетку пулемета и выдал истеричную очередь. Хлестнул вдоль улицы огненный пунктир, завыли на разные голоса рикошеты. Магдалина снова перехватила поток силы и навела его на пулемет, и тот сейчас же поперхнулся лентой: смолк, оборвав оглушительную тираду. А Иетарел очередным метким выстрелом оборвал суету пулеметчика.
Бронемашина, пыхтя, дала задний ход. Кто-то там остался за рычагами управления. И этот кто-то намеревался улизнуть подобру-поздорову.
«Пообещай ему, что сохранишь жизнь, – услышала Магдалина шепоток Лукавого. – Пусть остановит машину и выберется из кабины».
И снова нужный поток силы меняет направление, без труда пронзает стальной корпус паромобиля, словно луч света – чистое прозрачное стекло, устремляется механику в мозг.
И механик тянет рычаг тормоза, а затем переводит машину на холостой ход. Какие видения его посетили… чьи голоса прозвучали в сознании? Магдалина ответить не в силах. Но главное, что ее манипуляции с силой приносят результат.
Открывается люк, механик выпрыгивает на дорогу. Он держит руки поднятыми. Он озирается, он дико глядит на тела товарищей по оружию, на стоящую посреди дороги женщину. А потом резко отворачивается от Магдалины. Перепрыгивает через покойника, несется прочь от побоища. Еще миг, и его скроют клубы дыма. Но Иетарел посылает ему вслед пулю.
«Снова обман?» – мысленно вопрошает Магдалина.
«Неизбежность, – отвечает Лукавый. – Смирись: в этой игре нет правил».
Ударили подошвы по брусчатке: Иетарел спрыгнул с забора на дорогу. Он спешил к Азазелу, неловко привалившемуся к груде рессор. Кровь Падшего была горяча, и дымилась, словно азотная кислота, выливаясь из двух ран на груди.
– Пустое, – прохрипел Азазел. – Нет-нет, не марай руки… – он отстранил Иетарела, который было собрался расстегнуть на раненом куртку. – Мы встретимся под новым небом.
Магдалина смотрела на то, как умирает Падший. Она не испытывала ни жалости, ни угрызений совести. И тем более не было противоположных эмоций. В то же время она не могла назвать это равнодушием, скорее – какой-то холодной констатацией… Что-то мешало воспринимать происходящее эмоционально. Лукавый точно прошелся по ее личности отточенным лезвием, обрезав все человеческое, нерациональное, оставил лишь то, что ему было необходимо для достижения своей цели.
