— Очень редко. Пустынные драконы — это продукт магической инженерии пепельников-шаманов. Они не различаются по полу, абсолютно стерильны, а потому не имеют возможности производить потомство, и живут чуть дольше лошадей. Так что если какое чудище и вырвется из клети, то скорее всего улетит как можно дальше и заляжет на дно. А потом и издохнет через десять-двадцать лет, так и не причинив никому особого вреда. Кроме безобидных овечек, конечно же. Бедолаги… ладно, с оружием разобрался? Тогда спускаемся, нам ещё встретиться с народом нужно — поздравить их с твоей сегодняшней свадьбой.
Виктор кивнул. Пока не появилась Даша, нужно продолжать придерживаться своей роли.
Герцог и граф спустились в главный зал и провели там в ожидании своей свиты чуть больше получаса. Затем знатная делегация направилась в центр Авельона, на главную площадь, дабы дать простолюдинам возможность взглянуть на жениха леди Оливии хоть одним глазком, благословить его на предстоящие деяния и просто пожелать удачи в будущей семейной жизни. Взобравшись на заранее подготовленную сцену, Герберт произнёс хвалебную в отношении Виктора речь, и новоявленный граф явно пришёлся горожанам по вкусу. Они радовались и ликовали, поздравляли своего будущего правителя со столь знаменательным событием. Многие женщины подносили к сцене корзины с выпечкой и фруктами, мужчины складывали возле ног Виктора ножи и кинжалы, мечи и булавы, молоты и копья, а дети забрасывали знать ярко-жёлтыми цветами и ромашковыми венками. Всё это внимание вызывало на лице иномирца лишь умиление и глупую широкую улыбку; Виктор, наслаждаясь овациями, не с первого раза услышал, как герцог передаёт право слова ему.
— Кхм, — откашлялся фальшивый граф. — Ну, я горд тем, что оказался победителем на вчерашнем турнире. Но главной наградой для меня стала именно помолвка с дочерью Его Светлости Герберта Чаризза! Я пока ещё её не видел, но уверен, что мы станем с ней отличной парой. У нас будет много детей и внуков. Каждый из них вырастет славным Авельонцем и будет служить на благо родины, отечества и всех вас! Ведь именно вы и являетесь нашим герцогством. Не города и крепости, не леса и горы, не реки и озёра. Авельон — это вы! И каждый из вас — это одно маленькое колечко в большой непробиваемой кольчуге. Держитесь друг за друга крепче, и ни один клинок не пробьёт нашу веру в будущее, стабильность настоящего и почтение к прошлому! Славься, народ Авельона!
Хоть речь Виктора не была запланированной, зрителям она очень понравилась, и новая порция одобрения не заставила себя долго ждать. Горожане радостно галдели и продолжали приносить подарки, но не отрывая их с трудом от сердца, а трепетно отдавая графу самое лучшее с абсолютно счастливым выражением лиц. Виктор, растроганный подобным поведением, даже пустил скупую мужскую слезу по своей загримированной и заклеенной ненастоящей бородой щеке. Происходящее вокруг казалось ему какой-то вымышленной утопией, но как только он вспоминал о ситуации за стенами города, или, напротив, внутри того же герцогского дворца, всё становилось на свои места, а горожане снова казались не осчастливленными жителями, а просто обманутыми и не знающими всей правды простолюдинами. Но Виктор не осуждал Герберта за то, что его народ остаётся в неведении о многих неприятных вещах, таких как грабители-болотники или насквозь коррумпированная власть, ведь счастливыми людьми управлять гораздо легче, чем обеспокоенными и недовольными.
Закончив с выступлением, виновник торжества в сопровождении герцога и его свиты вернулся обратно на банкет. К этому моменту празднично украшенный главный зал уже был полон старых гостей, а новые стекались во дворец десятками, если не сотнями. Многие из них приходили просто отдать дань уважения герцогу и его будущему зятю, оставляли какой-нибудь подарок и отправлялись восвояси, но некоторые планировали остаться на время всего гуляния, до самого его конца. А так как свадьба — это праздник далеко не однодневный, вселенских масштабов дворянская попойка могла затянуться на долгие, долгие дни, а, возможно, и недели. Как сказал Герберт, могло случиться абсолютно всё что угодно.
Виктор решил, что опасность разоблачения с прибытием новых гостей многократно возросла, а потому старался прятать своё лицо, опускать взгляд или скрываться за телом герцога. Его единственным преимуществом было то, что все те, кто будут на него смотреть, вряд ли станут ожидать подлой подмены, не видя в этом ни малейшего смысла, а потому, скорее всего, попросту убедят самих себя, что разница между старым Берком и нынешним им попросту почудилась. Все эти мысли о возможном провале операции снова заставляли Виктора нервничать, а Даши, которая могла бы его успокоить, как назло всё не было и не было. Адмирал, к слову, тоже появляться на банкете не спешил, отчего в душу иномирца стали закрадываться не самые приятные фантазии, которые он тут же гнал от себя прочь.
В центре зала стояла самая огромная пирамида из бокалов с шампанским, которую только Виктор когда-либо видел. Несколько десятков человек окружили её, взявшись за руки, и не смогли это сооружение полностью обхватить. Каждый слой бокалов немного уменьшался, поднимаясь вверх, а самый последний элемент пирамиды почти задевал высоченный потолок. А те самые фениксы, что зажигали свечи на люстрах, выхватывали бокалы из абсолютно неожиданных мест и разносили их всем тем, кто ещё не обзавёлся своей порцией игристого напитка. И в каком бы месте услужливые птицы не нарушали целостность пирамиды, она не рушилась и даже не шаталась. Хотя, один из слуг громко объявил о том, что трогать этот монумент очень нежелательно, потому что фениксы, во-первых, обучены этому с самого рождения, а, во-вторых, используют для равновесия шампанской пирамиды кое-какие чары.
Пока Виктор, от изумления проглотив язык, наблюдал за происходящим, перед ним запорхала одна из волшебных оранжевых птиц. Она протянула иномирцу бокал и стала смиренно ожидать, пока тот примет подношение. Как только Виктор забрал напиток и кивком поблагодарил феникса, тот улетел под свод.
— Прекрасные создания, — заявил герцог. — Сколь умны и мудры они! Ты даже представить себе не можешь, сколько раз фениксы меня выручали в мелких и крупных проблемах. У меня есть одна личная пташка — Глория. Так вот она каждое утро будит меня именно в то время, о котором я её с вечера попросил. Глория частенько работает курьером. Она прекрасно ориентируется на суше и на море — может запросто переправить моё послание через весь океан и без труда отыщет там линкор адмирала Шарпа, даже если до него месяц пути. Ещё она всегда знает, когда мне плохо или хорошо. Порой, во время моей скорби, Глория садится рядом, смотрит на меня… и плачет. Я не шучу, у неё действительно бывают слёзы.
— А могу ли я завести одну такую? — поинтересовался Виктор.
— Отчего бы и нет. Хьюбнекхт, — подозвал Герберт слугу. — Принеси сюда одного из птенцов.
— Сию минуту, Ваша Светлость, — кивнул мальчишка, убегая в подсобные помещения. Спустя несколько минут он вернулся, держа в руках едва оперившуюся малютку размером не больше чем с кулак. Птенец, однако, не боялся и не улетал: он спокойно ожидал то ли приказа, то ли своей участи.
Виктор аккуратно перенял волшебное существо в свои ладони и улыбнулся.
