— Даже королю, — сказал я с досадой, — непонятно, что делать с Тоннелем. Я поговорил с рыцарями Марешаля еще разок, но уже видно, Тоннель отказываются передать в мои руки. Дескать, служат миру и процветанию, потому армии не должны проходить через Тоннель ни в одну, ни в другую сторону.
Он сказал с неодобрением:
— Я думал, Орден Марешаля в руках герцога Готфрида…
— Герцог Готфрид, — напомнил я, — всего лишь верховный магистр. Решения принимает обычно совет магистров, а мы… гм… недостаточно вчитались в устав Ордена.
— А что там не так?
Я ответил, морщась:
— Там все так, это мы не так. Устав прекрасен!..Даже слишком. Но мы живем не на самой прекрасной земле. И если будем стараться ходить только по чистому, вообще нельзя за порог.
— Значит, — спросил он, — повлиять на их решение никак? Чтобы передали Тоннель снова в ваши руки?
— Не получится, — ответил я. — Это же ломать устав!.. Нет, они чувствуют себя правыми.
Он пробормотал:
— Вообще-то они и есть правы, но что делать…
— Не знаю, — сказал я. — Не знаю, что и как делать, к тому же проклятое время работает против нас. Пошлите за Альбрехтом, надо будет посмотреть диспозицию.
Полог отлетел в сторону, Альбрехт вошел во всем блеске могущественного графа: доспехи из Вестготии, синеватая сталь лучшей выделки, все сочленения подогнаны с минимальными зазорами, на кирасе насечка изумительно филигранного рисунка морды оскаленного льва, широкий кожаный пояс укрыт серебряными бляхами, ноги упрятаны в сталь, а за обладание такими сапогами короли могут начать войну.
— Впечатляет, — сказал я с чувством. — И другие такие же?
Он горделиво наклонил голову.
— Ваше Величество… Я не мог не оправдать ваши ожидания.
— Вы их превзошли, — заверил я. — Информационная атака уже вносит жестокое смятение в ряды противника, уцелевшие бегут, фанатики клянутся умереть, но не сойти с места, что нас устраивает. А сейчас давайте посмотрим на карту.
Норберт выглянул, проверил, как бдит стража, дело чрезвычайно важное, никто из посторонних не должен услышать хотя бы слово.
— Ваше Величество, мы готовы.
Я кивнул на карту, что заняла всю столешницу.
— Это Сен-Мари, если кто уже забыл. Красным я отметил замки и крепости, которые в свое время передал своим наиболее отличившимся рыцарям и военачальникам.
Альбрехт проронил первым:
— Понятно. Теперь снова наши. А эти вот… коричневые?
— Коричневым те, — сказал я, — хозяева которых рьяно поддержали Кейдана. Патриотов среди них нет, успокойтесь. Это шкурники, при Кейдане катались как сыр в масле, потому и драли за него глотки. В изгнание за ним не последовали.
Норберт помалкивал, Альберт сказал снова:
— Понятно. Этих тоже. А эти, которые со знаком вопроса?
— Это просто поддержавшие мятеж Вирланда, — сказал я. — Среди них есть и достойные люди, потому… хотя вообще-то сперва будем придерживаться своих интересов, а уже потом примем во внимание все остальное.
Норберт проронил:
— Своих… до какой границы?
— С кораблей высадятся преданные мне люди, — объяснил я. — Часть из них отличилась весьма… Не только ради них самих, но и для бодрости духа армии их нужно наградить.
Альбрехт заметил холодно:
— Причина не так важна. Важнее показать сен-маринцам, что не стоило плевать нам в спины.
— Важно, — согласился Норберт. — Заповеди заповедями, но Господь не против, если для наглядности подкрепим и более простыми аргументами. Но вы уверены, что мы достаточно легко перемелем армию Вирланда?
Я на минутку оторвал взгляд от карты, все смотрят очень внимательно и серьезно.
— Положение Вирланда, — пояснил я, — не такое уж и блестящее. Да, его поддержало больше сен-маринских лордов, чем меня или даже Кейдана. Это высший триумф Вирланда, однако он так и не сумел или не захотел воспользоваться преимуществами своего положения.
Норберт проворчал ревниво:
— Не такие уж и преимущества.
— Сен-Мари, — напомнил я, — огромное и густонаселенное королевство. Вирланд мог бы собрать такую же армию, как и я, когда спешно выстраивал защиту от Мунтвига. Все-таки это не куда-то идти, а здесь, на месте… Он знает, что стальграф и рейнграф привязаны к местам: один охраняет порт от всех-всех, даже от Вирланда, второй бдит на побережье, высматривая в море пиратов, что вполне устраивает Вирланда и всех сен-маринцев.
Альбрехт проронил:
— И даже армия, что осталась в Гандерсгейме, несильно его тревожит, так как нам все еще приходится степных варваров держать в повиновении и покорности.
— Вот-вот, — согласился я. — С другой стороны, сам Вирланд, будь помоложе и побезрассуднее, попытался бы решить проблему одним-двумя мощными ударами. Все-таки, надо признать, Сен-Мари может выставить армию вдесятеро больше, чем у стальграфа с рейнграфом вместе с гандерсгеймцами.
Норберт сказал почтительно:
— Ваше Величество, он все еще надеется перетянуть нас на свою сторону.
Альбрехт поморщился.
— Тогда он человек не совсем умный. С чего ему надеяться?
Норберт ответил с полнейшим хладнокровием:
— Он больше политик, чем полководец.
Я посмотрел на обоих.
— Что, он уже успел послать к вам гонца?
— Слухи разлетаются быстро, — сообщил Норберт. — Как только мы прошли на эту сторону и начали маячить со своими знаменами всей армии, местные помчались от нас в ужасе, как от драконов. А Вирланд тут же прислал гонца, который был уполномочен предложить нам золотые горы, если перейдем на его сторону.
Я спросил с интересом:
— Вы ему что-то пообещали?
Альбрехт коротко усмехнулся.
— Нет. Но и не отказывали прямо.
— Хорошая тактика, — одобрил я. — Ладно, теперь что делать дальше. Вы оба с небольшими отрядами — небольшими! — продвигаетесь во-о-от сюда… здесь от океанского побережья прямой путь на Геннегау. Если рейнграф не дурак, а он точно не дурак, то его лагерь останется там…
Альбрехт спросил с настороженностью в голосе:
— А он там? Вы точно знаете?
— Да, — ответил я. — Корабли Ордоньеса возят туда пополнение. Как из Гандерсгейма, так и из Вестготии. Рейнграф свято верит, что я вернусь и пойду на Геннегау, потому держит плацдарм. Сейчас туда уже идут корабли с отборными отрядами, в том числе везут и короля Кейдана.
Альбрехт вскинул брови, но смолчал, Норберт сердито фыркнул.
— А он зачем?
