Я словно прилипла к стенду «Тик-така», не в силах отвести взгляд от «Аббертона». Картина была неопровержимым доказательством: Эйден не совершал того, в чем признался. А вдруг речь о другой Мэри Трелиз? Нет, вряд ли. Даже если существуют десятки, сотни женщин с таким именем, Эйден говорил именно о той, что напала на меня в галерее Сола. Мэри – художница, Эйден – багетчик; они оба из Спиллинга – совпадения исключены. Наверное, они поссорились или Мэри напала на Эйдена (запросто, учитывая ее темперамент), а он защищался.
– Я хочу купить картину, – заявила я крашеной блондинке. – Вон ту.
Блондинка пожала плечами: если мне угодно забыть о мужчине в черном пиджаке и увеличить ее выручку, она не против.
– Отлично! – кивнула блондинка, не демонстрируя никакого энтузиазма. Даже не обернулась посмотреть, на какую именно картину я показываю. – Сейчас все оформим. – Медленно, словно человек, у которого уйма времени, блондинка открыла ящик стола.
– Может, красный стикер сперва приклеите? Ну, или «продано», как там у вас принято? Пусть другие посетители не думают, что картина до сих пор не продана.
– Что-то я не вижу толпы желающих! – засмеялась девушка. – Со вчерашнего утра на наши картины почти никто не взглянул! – Она зубами сняла колпачок с ручки. – Сейчас заполню свою часть, потом вы – свою. Знаете, что вся сумма вносится единовременно? Это выставка, поэтому никаких рассрочек.
Я кивнула.
– Мы принимаем наличные, чеки и основные кредитные карты. Которую из картин вы хотите купить?
– «Аббертон», – ответила я, понимая, что говорю неправду. Я вовсе не хотела покупать «Аббертон», а Мэри Трелиз не хотела мне его продавать, она ведь предельно четко выразилась. Украсить дом картиной против воли ее создателя я бы не смогла, поэтому решила: покажу «Аббертон» Эйдену, а потом подарю Малькольму, он же постоянно моей коллекцией восхищается.
«Пусть Эйден окажется в Лондоне!» – думала я. Везти «Аббертон» в Спиллинг очень не хотелось, домой – тем более. Поразительно, но картина уже меня угнетала. Силу «Аббертона» я почувствовала моментально: сначала она притягивала, а после того, как Мэри Трелиз унизила и оскорбила меня, отталкивала. Абсурд, конечно, но картины я боялась.
– «Аббертон», – медленно повторила блондинка, записывая название на квитанцию. – Имя художника?
– Мэри Трелиз.
Надо же, служащий галереи не в курсе! Сол Хансард такие вопросы не задает. Как же она представляет интересы художников, если не знает, кто что написал? Безразличие даже скрыть не пытается! Выяснить бы, какой процент удерживает «Тик-так». По словам Эйдена, большинство галерей оставляет себе половину, даже те, где совершенно не пекутся об интересах художников.
– Мэри Трелиз? – встревоженно переспросила девушка.
Господи, что она сейчас скажет? Что я ошибаюсь и Мэри Трелиз погибла? Точнее, была убита много лет назад?
Девушка подошла к «Аббертону» и постучала по раме ручкой:
– Эта картина вам понравилась? – Судя по недоверию и раздражению в ее голосе, я создавала ей ненужные проблемы.
– Да. – Я достала кредитку, чтобы продемонстрировать серьезность намерений, и приготовилась к отповеди. Мол, «Аббертон» мне не достанется, потому что Мэри Трелиз велела продать картину любому, но только не мне. Хотя я ведь не представилась, моего имени девушка знать не может.
– Простите за недоразумение, но картина уже продана. – Блондинка растянула губы в натужной улыбке.
– Что? Это же... невозможно. На ярлыке нет красной метки! – возмутилась я и лишь тогда заметила, что цены на нем тоже нет, только название и имя художника. На остальных картинах, представленных галереей «Тик-так», имелись отпечатанные ярлыки с ценой, лишь на паре стояло «Не для продажи». Почему у «Аббертона» ярлык рукописный? Потому что его добавили к экспозиции в последнюю минуту?
– Объяснила же: это недоразумение. Картину купили еще вчера. – Сочувственная улыбка стоила девушке немалых трудов. – Я собиралась приклеить метку, да не успела. Я тут буквально с ног сбилась!
– А сами говорили, что к вашему стенду никто не подходил! Не верю, что картину уже купили. Почему вы не хотите продать ее мне?
Я должна забрать «Аббертон». Обязательно! Эйден увидит картину, и между нами все наладится, словно вчерашнее признание и сегодняшняя отчужденность привиделись в кошмарном сне.
Блондинка возвела глаза к небу, мол, вот идиотка попалась!
– По-вашему, я не хочу заработать? То, что продается, продам с удовольствием!
Замешательство и отчаяние придали смелости, и я повела себя так, как не решилась бы, если бы на карте стояло нечто менее важное.
– Покажите квитанцию или этот, как его, приходный ордер! Вы же сохранили желтый листок? – Я ткнула пальцем в приходник, который девушка начала заполнять на «Аббертон». И независимые художники, и галереи на выставке используют одинаковые трехслойные формуляры с белым, желтым и зеленым листками. Накануне Глория Стетбей заполнила формуляр на наших с Эйденом глазах и оставила желтый листок себе.
– Что за ерунда?! – Крашеная блондинка рассмеялась, но получилось очень неестественно.
Я решительно шагнула вперед, а девушка попятилась к «Аббертону», словно боясь, что я сорву картину со стены.
– Вы работаете с Мэри Трелиз, да? Раз ее картина выставлена на вашем стенде, значит, вы представляете ее интересы. – Как хорошо, что Сол разъяснил мне основные принципы деловых отношений в мире искусства. – Если эта картина продана, я бы хотела купить другую кисти Мэри. У вас есть ее работы на продажу?
– Точно не скажу. Вам лучше заглянуть в нашу галерею на Шарлотт-стрит...
– Сейчас там кто-нибудь есть? – не унималась я. Девушка врала, и я решила выбить из нее правду. – Может, позвоните и уточните? Скажите, есть покупатель на любую работу Мэри Трелиз, лишь бы картина была свежей, подписанной и датированной.
– В галерее сейчас нет никого, кто мог бы... Я вообще сомневаюсь... – забормотала блондинка и выразительно развела руки. – Если честно, я не уверена, что у нас есть другие работы этой художницы.
– Так вы представляете ее интересы или нет?
– Я не намерена обсуждать отношения галереи с художником...
– С художником, который не желает продавать свои работы! – перебила я. – Ведь так? Мэри Трелиз не продает свои работы никому.
Это была не догадка, а уверенность. Мэри частенько приносила Солу свои картины (надменно игнорируя меня), чтобы заказать к ним рамы, но в галерее их никогда не выставляла. Сол с удовольствием размещает картины своих клиентов, а мне однажды сказал, что это лучшая реклама и для него, и для художников, но, очевидно, не для Мэри Трелиз.
– Не знаю, о чем вы, – в очередной раз соврала девушка. – Знаю лишь, что продала одну картину Мэри – вот эту! – Она ткнула пальцем в «Аббертон». – И изменить я уже ничего не могу! С удовольствием продам вам любую другую картину. Выбирайте!
