– Опоздал, сказываешь? Верно, опоздал… Явился бы вчера, я с тебя за это опоздание три шкуры приказал бы спустить. А сегодня остыл. Садись, – он похлопал по лавке рядом с собой, – Нечего головой потолки протирать.
Я послушно подошел и приложил максимум усилий, что бы плавно опуститься на лавку, а не упасть, как подкошенный. Но не по-стариковски зоркие глаза Освальда уже разглядели все что нужно.
– Куда тебя?
– В спину. Чуть выше поясницы, слева.
– Мне Хенрик сказал, будто это разбойные людишки были, что шалят по здешним дорогам, верно?
– Куда верней…
– Рассказывай. Все рассказывай, и про девку свою не забудь…
Я и не забыл – все выложил как на духу. Даже то, что хочу просить взять ее на драккар и довезти до Хольмграда. Все равно оттягивать этот разговор не имело смысла: или пан или пропал. Оказывается, пан! Старик не возразил ни словом, ни жестом. Только хитро так усмехнулся в седую бороду. Ну, слава богу! Хоть одна проблема решена.
– Когда мы отплываем, отец?
– Ишь, какой прыткий! Ты погоди, Велеслав. Я тебя слушал, теперь ты меня выслушай. Пока ты в отлучке был, пришли ко мне на поклон старшины здешние. Житья, говорят, от разбойников не стало. Третий месяц озоруют, уже и на деревни нападать стали. Две пожгли, а другие данью обложили, и немалой. Вы, мол, люди бывалые, вооруженные, помогите от супостатов избавиться. А мы уж не поскупимся, все равно дешевле обойдется, чем лиходеям дань платить. Немалую мзду посулили… Я сказал, что подумаю. А теперь уж и думать нечего. За твою обиду придется лесным озорникам сполна расплатиться. Это уже мое кровное дело.
– Неужто и мзды не возьмешь? – прищурился я.
– Молод ты, Велеслав. Молод и глуп. Коли случилась оказия одной стрелой двух тюленей убить, глупо позволить одному из них нырнуть. Как только деревенские их укрывище сыщут, сразу и выступим. В лесу сражаться, конечно, не то, что в море, но думается, долго не провозимся. Дня за два-три управимся. А после в Хольмгард пойдем, оставишь там свою амазонку. Ха-ха. Дождется ли? Поход долгим будет, а она у тебя девка ничего, справная, говорят. У парней наших слюнки уже потекли. На кого ее теперь оставил?
– На Роберта…
– И не боишься? Вдруг он ей больше, чем ты глянется.
– Да пускай ей кто угодно глянется, – неожиданно для себя самого покраснел я, – Трижды она мне жизнь спасала, а долг платежом красен. Выберет себе кого, перечить не стану – совет да любовь!
– У кого это тут любовь? – раздалось с порога. В открывшуюся дверь ввалился золотой сноп света, одев возникшую в проеме фигуру в сверкающий доспех.
– Здрав будь, Харальд, – ответил старый ярл, – Входи-входи. Тут Велеслав себе, хвала Фрейе, девку нашел…
Меня аж передернуло. Меньше всего я хотел обсуждать Асмир с Харальдом. Харальд… Светловолосый великан, лет сорока пяти. Правильные черты лица, в битве неистов и патологически жесток. Жаль, что маркиз Де Сад еще не родился, в Харальде он наверняка бы нашел своего самого верного последователя. Короче, неприятный тип. А самое неприятное было в том, что приходился он старому Освальду братом по отцу. Харальд родился от молоденькой рабыни, когда Освальд уже вышел из поры отрочества, был признан отцом и взят в семью, но до сих пор страдал комплексом неполноценности. Сын рабыни! Он всеми силами старался забыть об этом и сделать так, чтобы окружающие тоже забыли. Пораскинув мозгами, Харальд решил, что лучший способ добиться желаемого – возглавить дружину после старшего брата, и гордо величаться: хёвдинг Харальд. Казалось, все к тому и шло. Его уважали, к нему прислушивался сам Освальд, и много раз говорил, что в свой срок младший брат займет его место. Но… Но тут появился Велеслав, тринадцатилетний сосунок, которого Освальд объявил своим сыном. Не то, чтобы Харальд испугался, но возревновал. Он все время провоцировал Велеслава на безрассудные поступки, которые могли бы дискредитировать его в глаза старого ярла. Но Велеслав не поддавался, чем еще больше раздражал Харальда. Поэтому отношения наши нельзя было назвать безоблачными. К тому же в последнее время Освальд стал все больше привечать меня. Поползли слухи, что именно мне он передаст бразды правления, когда уже не сможет самостоятельно взойти на драккар. Представляю, как был разочарован Харальд моим возвращением.
– Видел я эту девку. Ни рожи, ни кожи. Кости одни, даже подержаться не за что, – рассмеялся он, испытывающе глядя на меня. Неужели ищет ссоры?
– Ныне не о девке речь, – перебил его старый хёвдинг, – Слыхал поди, что с Велеславом приключилось?
– Кое-что слыхал. Совсем ты, видать, Велеслав разнежился, коли тебя девке спасать приходится.
Только бы не сорваться. Он ведь добивается именно этого. «Тот не воин, кто не сумеет сдержать свой гнев», – много раз повторял мудрый Освальд и если я сейчас затею ссору, то упаду в его дальнозорких глазах ниже ватерлинии. Попробуем отшутиться.
– Ты прав, Харальд, разнежился. Да так, что скоро брюшко отрастет совсем как у тебя.
Теперь уже передернуло Харальда, но крыть ему было нечем. Когда-то на его теле каждую мышцу можно было различить, а сейчас, сними он рубаху, под ней обнаружился бы солидный такой уютный животик, больше присущий касте современных начальников. А все из-за неумеренного потребления слабоалкогольных напитков вроде пива и медовухи.
Очевидно, у Харальда с чувством юмора было значительно хуже, чем у меня, да и с выдержкой тоже. Он не ответил на колкость, но оставаться рядом со мной было выше его сил. Брат хевдинга с видимым усилием проглотил приготовленное для меня оскорбление, поклонился Освальду и вышел, аккуратно притворив дверь. Слишком аккуратно.
– Не терплю, когда два самых близких мне человека в ссоре, – глухо проговорил Освальд, – Вы с Харальдом в последнее время, словно кошка с собакой. Место мною еще занятое поделить не можете?
– Зачем срамишь, отец! Хочешь, поклянусь перед всей дружиной, что никогда не займу твоего места?
– Поклянется он… Ты уже клялся однажды, и ничего хорошего из того не вышло.
– Я плохо служу тебе, отец? Во время битвы отсиживаюсь в трюме, отлыниваю от весла, напрасно ем твой хлеб?
– Обиделся, стало быть… Я не слеп, Велеслав. С той поры, как ты поклялся служить Перуну, десять лет миновало. Из сопливого мальчишки ты стал воином, одним из лучших в дружине. Но я вижу, как точит твою душу червь неисполненного предназначения. Доля викинга не для тебя.
И, предвидя мои возражения, ярл вскинул руку в останавливающем жесте.
– Даже теперь, когда ты пробыл у своего старого наставника неполных два дня, ты переменился. Молчи! Я потому дожил до седых волос, что каждого человека оказавшегося на моем пути, видел насквозь.
Вот, вот. Мне только рентгена здесь не хватало…
– И глядя на своего приемного сына, я вместо одного Велеслава, вижу двоих…
И этот туда же. Надеюсь, Освальд не станет махать надо мной ветками, изгоняя лишнюю душу?
