И все-таки мне удалось отдышаться. С трудом, но удалось. А на повестке дня (то есть ночи) остался еще один важный вопрос: как взобраться по трехметровой отвесной стене, не имея абсолютно никакого альпинистского снаряжения и опыта. Собрав воедино скудные познания по теории альпинизма, неизвестно откуда просочившиеся в мою память, я рискнул сделать вывод: в данной ситуации лучше всего совершать восхождение босиком. Осторожно улегшись на подозрительно потрескивающий ствол, я протянул руку, чтобы снять кроссовки, и дернулся от неожиданности, ощутив под пальцами свои босые ноги. А ведь мог бы догадаться, что охватившая меня паника не оставила времени на обувание. И как я их только не располосовал, пока несся по усыпанному камнями плато?
Думаю, что за этот трехметровый подъем мне вполне можно было бы присвоить звание мастера спорта по скалоползанью. Н-да, никогда не думал, что сумею провисеть, зацепившись пальцами одной руки за небольшой выступ, пока ноги находились в поиске хоть какой-нибудь опоры. Выбравшись наверх, я какое-то время потратил на приведение в порядок своих растрепанных чувств и, хромая на обе ноги, которые почему-то наступали исключительно на острые предметы, двинулся к лагерю. Когда половина пути уже была благополучно пройдена, в моей голове вдруг что-то щелкнуло, заставив замереть на месте. Ольга! Что с Ольгой?! Как далеко загнал ее ужас? Может быть, она нуждается в немедленной помощи?! Словно в подтверждение моих мыслей из лагеря донесся женский крик, перешедший в безутешные рыдания. Я поднажал и, разорвав туманную пелену, вылетел прямехонько к реанимированному костру.
Душа предательски ухнула в пятки, когда я разглядел распростертое на земле тело Степана Сергеевича, над которым горько плакала Валентина, периодически отталкивая от себя Ольгу, безуспешно пытавшуюся ее успокоить. А в это время упрямо закусивший губу Витька делал Семагину массаж сердца и искусственное дыхание. Но мне сразу стало ясно, что надежды на благоприятный исход практически нет. Услышав за спиной слабый шорох, я резко обернулся и уперся взглядом в помятое и какое-то отсутствующее лицо экстрасенса Андрюши.
– Сердце, – тихо пояснил он, не дожидаясь моих вопросов, – у него было больное сердце… А этот страх… Пока Витя держит его, но…
– И ничего нельзя сделать? – хрипло спросил я, заранее зная ответ, – Ты же экстрасенс, черт побери!
– Именно. Всего лишь экстрасенс, а не господь Бог! – окрысился Андрей, – К тому же не в лучшей форме, сам понимаешь… Но даже будь я в расцвете сил, все равно не смог бы завести заглохший мотор. Вот потом, – да: заработавшему сердцу я уже не дал бы остановиться…
– А может, изобразишь из себя электрошок? – ни с того ни с сего взбеленился я, и понес уже окончательную околесицу – Положишь руки Степану на грудь и как вдаришь током, ты ведь им неплохо в щитовой здешнего уфо-центра зарядился… Глядишь, сердце и завелось бы!
Андрей, видя мое состояние, даже ответом утруждать себя не стал, а только покрутил пальцем у виска и безнадежно махнул рукой. Услышавшая нашу перепалку Ольга, как-то странно посмотрела на меня и словно сомнамбула направилась в палатку. Видимо ей стало стыдно за мое идиотское поведение.
– Ну, что? – шепотом спросил я, когда Витька, прервавшись на секунду, приложил ухо к груди Степана Сергеевича.
Витька отрицательно покачал головой и, не желая смиряться с поражением, продолжил реанимационные мероприятия.
– Игорь, – Ольга тронула меня за плечо, – прости, я как-то сразу не сообразила… Наверное, из-за шока… Может быть это поможет?
И протянула оч-чень хорошо знакомый моей шкуре предмет, отдалено напоминавший фонарик. Шокер! Разрешенное к свободной продаже высоковольтное средство самообороны… Откуда?! Но все это может подождать… Я буквально вырвал шокер из рук жены и одним прыжком оказался возле Витьки, смутно понадеявшись, что батарейка окажется рабочей. Курицын недоуменно покосился на меня, а когда понял, что я ему протянул, в свою очередь меня чуть без руки не оставил.
Затаив дыхание мы смотрели, как Витька, вжимает электроды в смутно белевшую грудь главного уфолога.
– Разряд! – прошептал я.
И тело Степана Сергеевича конвульсивно дернулось, подчиняясь настойчивому приказу многих тысяч вольт.
– Завелось! – ахнул стоявший рядом Андрей, пристально вглядываясь в нечто одному ему видимое, – Ё-твоё-наше, завелось!!!
И, с неожиданной силой оттолкнув в сторону меня с Витькой, он бухнулся на колени возле самостоятельно вздохнувшего Семагина, раскручивая руками карусель пассов.
– Не вой белугой! – рявкнул он на Валентину, – Ищи в аптечке нитроглицерин. Да не в таблетках – пшикалку тащи. Вам, мужики, носилки делать, Олечка вещи пускай собирает, но только самые необходимые. Чем раньше выйдем, тем больше у Сергеича шансов. Нам ведь отсюда до ближайшей больницы пилить и пилить.
– Да-а-а, – протянул Витька, рубя своим знаменитым ножом подходящее по размеру и стройности деревце, – Вот тебе и аномальная зона. Что это было? Никогда ничего подобного со мной не случалось. Думал, что не из робкого десятка, а тут так драпанул, – только пятки засверкали…
– Храбрость или трусость тут ни при чем, – пыхтя над соседним деревцем, успокоил я друга, – Кажется, я догадался, что это была за хренотень…
– Ну! Пролей бальзам на мое угнетенное самолюбие!
– Инфразвук. Вот тебе вполне научное объяснение. Без всяких тарелочек и АЯ. Еще великий Тесла, проводя эксперименты с низкочастотным звуком, был поражен его влиянием на наш хрупкий организм. Взбрело ему однажды в голову во время демонстрации в кинотеатре какого-то фильма подать на динамики инфразвуковое сопровождение. И – привет. Зрителей охватил такой ужас, что они чуть не затоптали друг друга, продираясь к выходу. А несколько человек даже скончались от сердечного приступа.
– Понятно. Выходит, повезло Степану, что у Ольги под рукой электрошокер оказался. Слышал я, что при его применении сердце остановиться может, но чтобы наоборот…
– Кстати о "наоборот". Ну-ка повернись другим боком, что-то мне в твоей физиономии не нравится.
– Не нравится, видите ли, ему! – фыркнул Витька, неохотно выполняя мою просьбу, – Не думал, что у тебя голубизна во взгляде прорезается. Ладно уж, гляди, если не страшно.
Зрелище, открывшееся мне в хилом свете фонарика, действительно оказалось не из приятных: Витькин левый глаз исчез, полностью погребенный под вздувшейся опухолью.
– Я теперь им даже смотреть не могу, – пожаловался мой друг, – Вот ведь какую подлянку мне устроила эта тварь кусачая. Не помнишь, как Звягинцев ее называл?
– Белоножка. Видимо, от того, что после ее укуса человеку недалеко и до белых тапочек. Ты бы помазал чем-нибудь. А?
– Вот еще, время на ерунду тратить! Все, кончай треп – дыхалку побереги. Нам с горы с носилками спускаться, а тут еще, как назло, дождь опять зарядил…
И дождь, надо сказать, зарядил неслабый, так что наш спуск напоминал скорее заплыв "моржей": кругом вода, холод, пронизывающий ветер и достающий советами тренер. Это я об экстрасенсе. Вместо того, чтобы заниматься своими нематериальными делами, он бесцеремонно покрикивал на нас, ежеминутно поучал и просто путался под ногами не хуже вездесущего бамбука. Когда же, наконец, часам к четырем мы благополучно добрались до подножия горы Чудес, все были настолько измотаны, что даже не сразу обратили внимание на странный отблеск, вызванный лучами наших фонарей.
