Хотя свет от фонаря был очень слаб, я увидел, как побледнел аббат Мелани. Внезапно в его глазах промелькнул страх, который вот уже два дня потихоньку точил его.
Я до конца пересказал ему весь свой разговор с французским музыкантом и признался в том, что по неловкости запачкал таблатуру рондо, а пытаясь исправить оплошность, наткнулся на это посвящение. Я также сообщил Атто о том, что узнал о Мадемуазель от Девизе: она была кузиной короля, приговоренной им к безбрачию за бунтовщическое прошлое.
– Господин Атто, кто же она такая? – снова спросил я.
– Главное, не кто она сама, а за кого она вышла.
– Вышла? Разве она не осталась в девушках? Оказывается, Девизе не совсем верно передал мне ее историю: на самом деле все было чуть сложнее. Ее называли Большая Мадемуазель, настоящее ее имя – Анна-Мария-Луиза, герцогиня де Монпансье. Самая богатая женщина французского королевства. Но денег ей было мало, ока хотела любой ценой выйти за короля. Людовик забавы ради вообще запретил ей выходить замуж и отравил все существование. В конце концов, она отказалась от своих амбиций и заявила, что не притязает на трон и подчиняется, подобно Марии-Терезии, жестокому государю, оставив двор и отправившись в дальние края. В возрасте сорока четырех лет она влюбилась в безвестного провинциального дворянина, бедного гасконского отпрыска, лишенного наследства, ни к чему не пригодного, однако имевшего счастье за несколько лет до этого завоевать симпатию короля, назначившего его наперсником своих игр и нарекшего графом де Лозеном
[158]
.
– Лозен был никудышным соблазнителем, – с презрением заявил Атто, – ухаживал за Большой Мадемуазелью из-за ее денег. Людовик позволил им пожениться, однако Лозен, всегда отличавшийся необыкновенным тщеславием, требовал торжеств, не уступающих королевским. «Таких, какие устраиваются двумя династиями», – повторял он друзьям, раздувшись от спеси. А поскольку из-за долгих приготовлений свадьба затягивалась, Людовик XIV тем временем спохватился да и передумал. Уж как только жених с невестой ни умоляли, ни заклинали его, даже угрожали. Ничего не помогло. Пришлось повенчаться тайно. Король об этом узнал, и Лозену пришел конец – он снова был посажен в крепость, на сей раз далеко от Парижа.
– Крепость… – повторил я, начиная догадываться.
– Пинероло.
– Туда же…
– Вот именно, туда же, где был Фуке.
До тех пор Фуке был единственным заключенным этой огромной крепости. Он был знаком с Лозеном, тот сопровождал короля в поездке в Нант, во время которой и был задержан Фуке. К тому времени, когда Лозена препроводили в Пинероло, Фуке томился в неволе уже девять лет.
– А сколько там просидел Лозен?
– Десять лет.
– Так много!
– Могло быть и больше. Не определив заранее срока его заключения, король мог продлевать его до бесконечности.
– Почему же он освободил его именно через десять лет?
– Загадка, – отвечал Мелани. – Несомненно одно: Лозен был освобожден несколько месяцев спустя после исчезновения Фуке.
– Господин Атто, я больше ничегошеньки не понимаю, – взмолился я, не в силах совладать с дрожью, объявшей мои члены.
Грязные, озябшие мы добрались наконец до «Оруженосца».
– Бедняжка, – пожалел меня мой наставник. – В несколько ночей я преподал тебе добрую часть истории Франции и Европы. Но это тебе пригодится! Будь ты уже газетчиком, тем бы тебе хватило на ближайшие три года.
– Однако, как я погляжу, вы тоже не во всем разобрались, особенно в тех событиях, что происходят у нас, – жалостливо отозвался я, едва ворочая языком от усталости. – Чем больше мы силимся разобраться, тем запутаннее все становится. Но я знаю одно: вы движимы желанием доискаться, почему Наихристианнейший король поступил так с вашим другом Фуке два десятка лет назад. Что до моих жемчужин – пиши пропало.
– Ныне все копаются в тайнах прошлого, ибо тайны настоящего слишком страшны, – суровым тоном прервал меня Атто. – Но мы с тобой их разгадаем. Я тебе обещаю.
«Как же, обещать-то легко», – подумал я про себя и попытался вкратце изложить аббату, что мы узнали за шесть дней вынужденного сотрудничества. Несколькими неделями ранее бывший суперинтендант финансов Фуке объявился на нашем постоялом дворе в сопровождении двух господ. Один из них – Помпео Дульчибени – был знаком с подземными галереями и пользовался ими, чтобы навещать Тиракорду, врача понтифика и своего земляка. Дульчибени имел от рабыни-турчанки дочь, которую похитил некий Хьюгенс, не без помощи Ферони, еще в те времена, когда Дульчибени состоял на службе семьи понтифика. Другой – Робер Девизе, гитарист – был как-то связан с королевой Франции Марией-Терезией, а также был учеником Франческе Корбетты – загадочной личности, записавшей и передавшей Марии-Терезии перед смертью рондо, которое то и дело звучало ныне в «Оруженосце». Рондо это было посвящено Мадемуазели, кузине короля и супруге графа Лозена, который десять лет провел в темнице крепости Пинероло бок о бок с Фуке, до тех пор, пока тот не умер…
– Ты имел в виду «пока тот не сбежал», – поправил меня Атто, – он ведь умер здесь, в «Оруженосце».
– Ну да. А еще…
– А еще у нас тут есть иезуит, беглый венецианец, девица легкого поведения, хозяин – большой любитель заглядывать рюмочку, неаполитанец-астролог, английский беженец и врач-сиенец, по подобию всех его собратьев гроза для беззащитных людей.
– И еще два собирателя реликвий.
– Ах да, эти шельмы. Да еще мы с тобой, ломающие себе голову, в то время как кто-то подцепил чуму, а по подземным ходам разбросаны залитые кровью страницы из Священного Писания, горшки с кровью, крысы, которых рвет кровью… Что-то многовато крови.
– Что все это может значить, господин Атто?
– Ну и вопросик. Сколько тебе повторять: не забывай басню о воронах и орле. И следуй примеру орла.
Мы поднялись в чулан «Оруженосца» и разошлись по своим комнатам, условившись встретиться в следующую ночь.
День седьмой 17 СЕНТЯБРЯ 1683 ГОДА
Несмотря на все эти необычайные события, сотрясавшие мои дни и ночи, мне случалось задумываться об одном завете, оставленном мне той старушкой, которая любовно выпестовала меня. Своим напевным голосом, которым принято разговаривать с детьми, она наказывала мне никогда не оставлять книгу недочитанной.
Следуя этому мудрому наставлению, я принял решение завершить на следующее утро чтение астрологического прогноза на этот год, изъятого у Стилоне Приазо. Моя дотошная воспитательница была права: лучше уж вовсе не браться за книгу, чем не дочитать ее, сохранив о ней неверное суждение. Как знать, не помогут ли мне страницы, которых я еще не читал, подойти с правильной меркой к тем темным силам, что вселили в меня такой страх.
