К моим недавним размышлениям о Сфасчиамонти присоединилось еще одно. Он не боялся называть вещи своими именами (и у меня будут доказательства этого), когда речь шла о подлом или малопочтенном поведении своих коллег и даже губернатора. Конечно, некоторые могли бы посчитать его плохим стражем общественного порядка, поскольку он не служил тысячелетним институциям святой матери Церкви верно и преданно. Но я так не думал. Если он был в состоянии видеть зло там, где оно было, и признавал это, пусть даже в доверительной форме, как сейчас в разговоре со мной, то это признак того, что он склонен к честности и прямолинейности. Грубости, необходимой для таких операций, как та, что мы сейчас проводили, у него тоже хватало. С самого начала он откровенно сказал мне, что хотел наконец заняться расследованием деятельности черретан, но, конечно же, не нашел понимания у своих коллег полицейских и губернатора.
Если же он и вел переговоры с известными преступниками, например с Мальтийцем или, возможно, с Кьяварино, то это было частью его работы. «Самое главное, – сказал я себе, – что в глубине своего сердца он честный человек». И лишь намного позже мне довелось узнать, что мои рассуждения, с одной стороны, были совершенно правильными, но с другой – глубоко ошибочными.
По дороге мне бросилось в глаза, что Сфасчиамонти, который только что с большой отвагой проник к скупщику краденого, начал все чаще озираться вокруг. Мы добрались до Пьяцца Монтанара, затем свернули направо, в маленький переулок.
– Здесь.
Это был небольшой двухэтажный домик, обитатели которого, похоже, уже спали глубоким сном. Мы остановились перед входными дверями и постучали, следуя указаниям Мальтийца: три раза громко, три раза тихо, затем подождали и снова трижды громко постучали.
Никто как будто не подходил к дверям, но вдруг мы услышали чей-то приглушенный голос:
– Да?
– Мы ищем Кьяварино.
Нас оставили ждать на улице, не дав понять, выйдет ли к нам особа, которую мы ищем, и вообще услышали ли нашу просьбу.
– Кто ищет его среди ночи? – прозвучал наконец другой голос.
– Друзья.
– Тогда говорите.
Похоже, нужный нам человек находился за дверью, но, кажется, не собирался открывать ее.
– На вилле Спада на Джианиколо сегодня вечером украли подзорную трубу. Ее владелец – наш хороший друг, и он готов заплатить, чтобы получить ее обратно.
– Что такое подзорная труба?
Мы вкратце повторили объяснение, которое уже давали Мальтийцу: линзы, через которые можно видеть все в уменьшенном или увеличенном виде, прибор из металла и т. д. На какое-то время воцарилась тишина.
– Сколько платит хозяин? – спросили за дверью.
– Сколько нужно.
– Я должен спросить одного друга. Приходите завтра после вечерни.
– Ладно, – немного помедлив, сказал сбир. – Мы снова придем завтра.
Мы прошли всего несколько шагов, затем Сфасчиамонти показал на первую же боковую улицу, мы свернули в нее и затаились за угловым домом, откуда хорошо было видно жилище Кьяварино.
– Он не хочет заключать сделку. Говорит, что мы должны прийти завтра: он что, считает меня дураком? Завтра в это время добыча уже будет за тысячу миль отсюда.
– Мы будем ждать, когда он выйдет? – спросил я с некоторой робостью, ибо вспомнил про убийства, которые были на совести Кьяварино.
– Точно. Посмотрим, куда он пойдет. Он заподозрил, что это горячий товар и что от него лучше побыстрее избавиться. Но Кьяварино тоже под наблюдением, как и Мальтиец, к тому же очень волнуется.
Предположение оказалось правильным. Через десять минут на пороге дома Кьяварино появилась какая-то фигура, нерешительно оглянулась по сторонам и вышла на улицу. Свет луны был слишком слаб, чтобы рассмотреть его получше, но мне показалось, что под мышкой у него было зажато что-то вроде пакета.
Мы последовали за ним на очень большом расстоянии, стараясь не создавать никакого шума. Мы знали, что тот, за кем мы следили, мог быть вооружен ножом. «Лучше упустить его, чем потерять жизнь», – подумал я.
Сначала он пошел по улице в направлении Кампо ди Фиоре, и мы предположили, что он отправился к Мальтийцу, чья тайная квартира находилась в той же стороне. Однако он зашагал дальше – через Пьяцца де Поллаиоли до Пьяцца Паскуино. Кьяварино, которому повезло не натолкнуться на ночной дозор, вышел на Пьяцца Навона. Именно в этот момент то, что осталось от луны, окончательно заволокло облаками.
Хотя наступила кромешная тьма, мы на всякий случай остановились за углом палаццо Памфили в начале площади. Глаза наши обшарили свободное пространство площади, которая разделялась на три части большим центральным фонтаном Лоренцо Бернини и двумя другими на противоположных концах Пьяцца Навона. Площадь казалась совершенно пустынной. Мы присмотрелись. Никого. Мы его упустили.
– Пусть будут прокляты все кирасы! – выругался Сфасчиамонти.
И тут мы услышали впереди очень быстрые шаги. Кто-то проворно, как ласка, бежал справа от нас. Это Кьяварино, наверное, обнаружил нас и бросился бежать.
– Фонтан, он был за фонтаном! – крикнул Сфасчиамонти, имея в виду ближайший фонтан с двумя большими скульптурными группами.
Даже сегодня я не могу сказать, какая скрытая добродетель (скорее, какая слабость или ложная отвага) заставила меня последовать за Сфасчиамонти, который уже бросился за беглецом.
Какое-то время я оставался позади блестящей от пота пурпурно-красной массы сбира, который, несмотря на все усилия, все больше отставал от преследуемого.
Вокруг все еще было совершенно темно, однако нам помогал звук шагов беглеца, которые сухо и звонко, словно удары плетью, барабанили по брусчатке. Вдали замаячило здание французского посольства, хорошо видное, поскольку было освещено несколькими факелами: значит, мы скоро будем на Кампо ди Фиоре.
– Налево, он побежал налево! – крикнул мне, задыхаясь от быстрого бега, Сфасчиамонти.
Едва повернув налево, я, к своему большому удивлению, увидел, что погоня закончилась. Беглец, который до сих пор хорошо использовал свое преимущество и даже увеличил его, упал.
Сфасчиамонти уже почти поймал его, но тот быстро пришел в себя: умелым движением откатился в сторону, так что Сфасчиамонти схватил пустое место, из-за чего также свалился на землю. Беглец заметно устал, но тем не менее продолжил бежать в сторону театра Помпея. В этот момент подоспел и я, но мое внимание отвлекло неожиданное происшествие: наш парень выронил свой пакет, и в этот момент он лежал на земле, как раз посредине между мной и тем, кто от него избавился. Краем глаза я увидел, что Сфасчиамонти, хромая, поднялся на ноги.
– За ним! – подогнал он меня, бросаясь следом.
Это была большая глупость с моей стороны – немедленно выполнить приказ, однако он был отдан и получен в такой ситуации, когда огромное напряжение помешало бы любому человеку предвидеть последствия своих действий. Поэтому я не перестал бежать за ним, даже когда увидел, что человек замедлил бег, словно раздумывая, куда двинуться дальше – направо или налево, п в конце концов совершенно неожиданно исчез в одной из дверей, которая, очевидно, была заранее открыта для него. Мысленно перекрестившись, я тоже вскочил в дверь и продолжил преследование, когда услышал удаляющиеся вверх по лестнице шаги.
