Рудо тем временем сообщил мне, что он занимается изучением
медицинской литературы в надежде найти что-нибудь полезное в моем случае —
чтобы я перестал меняться во сне и остался навсегда в одном и том же облике с
постоянными способностями. Однажды, когда мы вместе завтракали, он сказал:
«Кройд, несмотря на все наши старания, ты все равно остаешься подделкой,
карикатурой на человека. Я хотел бы, чтобы в моей власти было уничтожить все,
что сделал с тобой этот чертов вирус — и с другими тоже. Я мечтаю о том дне,
когда человеческая раса снова станет чистой и безупречной, такой, какой она
была раньше».
«Я ценю все, что вы делаете, док, — сказал я. — У меня такое
ощущение, что вы тратите все свое время на то, чтобы разобраться с моим
случаем».
«Мне кажется, ты самый важный и интересный пациент из всех,
что у меня были», — ответил он.
«Есть новости с технической точки зрения?»
«Да, по-моему, появился способ закрепить какой-нибудь образ
путем воздействия на твою нервную систему определенным уровнем радиации».
«Радиация? А я думал, мы выбрали путь чистой психологии, вы
говорили о dauerschlaf».
«Это совсем новые разработки в нашей области, — пояснил он
мне. — Я ещё и сам не совсем разобрался».
«Вы — доктор, — сказал я. — Держите меня в курсе дела».
Он заплатил за наш завтрак. Как и обычно. Он даже не брал с
меня денег за лечение. Говорил, что считает, будто оказывает услугу
человечеству. Знаете, он мне нравился.
— Мистер Кренсон, — перебила его Ханна, — ваш хвост.
— Называйте меня Кройд.
— Кройд, я совершенно серьезно. И мне наплевать на то, что
это небывалое ощущение. Мы тут с вами делом занимаемся.
— Извините, — проговорил он и помахал хвостом. — А какие у
вас планы на сегодняшний вечер? Тут довольно скучно и...
— Я хочу дослушать вашу историю до конца, Кройд. Бесконечные
рассуждения о философии наводят меня на мысль, что вы оттягиваете момент, когда
вам придется рассказать мне все.
— Может быть, вы и правы, — сказал он. — Не думал об этом,
но, возможно, вы правы. Ладно. К делу.
Итак, время шло, я себя прекрасно чувствовал. И знал, что не
стану искусственно растягивать период бодрствования, потому что теперь я не
боялся заснуть. Я увидел свою жизненную ложь — где сон, безумие и смерть
переплелись в немыслимый узел — и был уверен, что могу с ней справиться, что
проблема перестанет существовать, как только мое состояние стабилизируется. Это
сделает Рудо, когда разберется с тем, каким образом следует применять к
пациенту, находящемуся в dauerschlaf, новый метод лечения с использованием
радиации.
Однажды он пригласил меня на ленч, а потом мы отправились
погулять в Центральный парк. Мы шли по дорожке, Рудо оглядывался по сторонам,
словно изучал пейзаж — искал место, где бы можно было устроиться и заняться
рисованием. И вдруг сказал:
«Кройд, сколько тебе ещё осталось?»
«В каком смысле?» — спросил я.
«До того момента, когда ты снова заснешь?» — пояснил он свой
вопрос.
«Трудно сказать наверняка, у меня должно возникнуть
определенное ощущение, — ответил я. — Однако, судя по прошлому опыту, думаю, у
меня есть по меньшей мере неделя».
«А не попробовать ли нам погрузить тебя в сон раньше, —
задумчиво проговорил он, — чтобы запустить...»
«Что запустить?» — спросил я.
«Сначала позволь мне задать тебе один вопрос, — продолжал
он. — Ты говорил, что знал старика взломщика по имени Бентли и что сам одно
время занимался подобными делами».
«Говорил».
«Насколько хорошо у тебя это получается?»
«Неплохо», — ответил я.
«И ты знаешь, что нужно делать, если в этом возникает
необходимость?»
«Если я вас правильно понял — да, я иногда этим промышляю».
«А что, если речь идет о месте, которое особенно тщательно
охраняется?»
«Не могу ничего сказать, пока не узнаю подробностей, — пожав
плечами, ответил я. — Иногда я просыпаюсь, обладая даром, который оказывается
очень полезным в подобных случаях».
«Так-так, отличная мысль...»
«А в чем дело, док? Вы к чему ведете?»
«Я понял, что тебе нужно, Кройд, для радиационной части
лечения. К сожалению, необходимые вещества недоступны гражданским лицам».
«А у кого они находятся?»
«Лаборатория в Лос-Аламосе».
«Если эти вещества можно использовать в медицинских целях,
почему же военные не делятся... в гуманитарных целях?»
«Потому, что они бесполезны для всех, кроме тебя. Мне
пришлось изменить все данные в уравнениях, чтобы принять в расчет твой
метаболизм».
«Понятно, — сказал я, — и вас интересует, смогу ли я
свистнуть немного нужного нам вещества? Смогу ли я помочь самому себе — в
некотором смысле?»
«Ну, в некотором смысле — да».
«Почему бы и нет. А когда можно будет взглянуть, как у них
там все устроено?»
«Вот тут возникает серьезная проблема, — проговорил он. — Я
не знаю, как это сделать».
«Не понял?»
«Лос-Аламос — закрытая зона. Масса пропускных пунктов. Если
ты не работаешь в городе и не имеешь права там находиться, тебя и близко не
подпустят. Правительственная установка. Секретные ядерные разработки».
«Вы хотите сказать, что речь идет не об обычной лаборатории,
а о целом засекреченном городе?»
«Именно».
«Звучит немного сложнее, чем забраться в квартиру, взломать
сейф или ограбить магазин, док. А вы уверены, что нельзя получить то, что нам
нужно, где-нибудь в другом месте?»
«Никаких сомнений».
«Вот дерьмо! — сказал я. — Не знаю...»
«Существует две возможности, Кройд, — заявил Рудо. — Ты
только что напомнил мне про одну из них. Вполне возможно, что по отдельности
они не помогут нам справиться с задуманным, но вот вместе... вместе у нас
появляется шанс».
«По-моему, вам следует объяснить, что вы имеете в виду».
«У меня есть... коллега, — сказал Рудо, — который, по всей
видимости, будет в состоянии нам посодействовать. Я совершенно уверен, что у
него в той лаборатории имеются знакомые. Но ему придется соблюдать крайнюю
осторожность».
«Это как?»
«Он сможет доставить тебя в город таким образом, чтобы ни у
кого не возникло никаких подозрений. И сумеет показать лабораторию — снаружи.
Или добудет её план — как там все устроено внутри».
