Восторженный, я обернулся к Клоридии. Моя супруга, державшая на руках нашего спящего мальчика, не произнесла ни слова. Но я знал, что она разделяет мои мысли. И были то мысли не радостные.
Позади у нас было тяжкое путешествие, длившееся почти целый месяц. Мы покинули Рим в конце января, не забыв, конечно же, смиренно склониться перед достойным почитания телом святого Филиппо Нери, защитником нашего города. Аббат Мелани позаботился о том, чтобы мы всегда могли позволить себе места на задних местах кареты и не сидеть рядом с дверцами, где ехать было значительно менее удобно. После того как мы сменили лошадей в Чивита-Кастеллана и переночевали в Отриколи, мы поехали через умбрийский Нарни, затем через Терни и, наконец, в полночь, попали в старый Фолиньо. После этого я, никогда не забредавший дальше Перуджи, день за днем ночевал в новых местах: от Толентино, Лорето и Сенигаллии, расположившейся в живописной долине на берегу Адриатического моря, до Римини и Чезены в Романье, затем в Болонье и Ферраре, затем выше к Кьодже в дельте реки По, в Местре перед воротами Венеции, также в Сачиле и Удине, столице республики Венеция. Видел я и ночи в Гориции и Адельберге, чтобы счастливо добраться до Лайбаха, где все еще падал снег, сопровождавший нас повсюду, с момента отъезда и до прибытия. Спал я и в Цилле, в Мариборе, в Граце, столице Штирии, в Прухе и, наконец, в Штуппахе. Мы проезжали Фано, Пезаро и Каттолику, маленький городок в Романье, а оттуда мы ехали в Форли и Фаэнцу. Мы пересекли По, проезжали Корзолу и Каванеллу на Адидже, во время поездки через Бренту видели прелестную Миру и заехали в Фузину, куда попадают воды большой венецианской лагуны. А от Линца мы уже плыли по реке, на одной из лодок, которые там по праву называют «деревянными домиками», поскольку на них есть все домашние удобства. На веслах сидело двенадцать мужчин, и благодаря им лодка быстро продвигалась вперед, так что в течение нескольких часов панорама берега разительно менялась: скалы переходили в леса, виноградники в поля пшеницы, а большие города – в развалины замков.
Казалось, холод и снег не хотят сдаваться. Мы наконец стояли перед воротами Вены, со страхом ожидая будущего. Город, собиравшийся принять нас, о котором я так часто мечтал, по праву назывался «вторым Римом»: он был столицей необъятной Священной Римской империи. Под его властью находились в первую очередь Верхняя и Нижняя Австрия, Каринтия, Тироль, Штирия, Форарльберг и Бургенланд, коренные владения дома Габсбургов, равно как и так называемое эрцгерцогство Австрийское выше и ниже Энса, которыми они долгое время, до того, как их короновали, правили в качестве эрцгерцогов. Однако Священная Римская империя охватывала также множество других стран и регионов с побережьями и горами. Сюда относились Крайна, Истрия, Далмация, Банат, Буковина, Хорватия, Босния, Герцеговина, Славония, Венгрия, Богемия и Моравия, Галиция и Лодомерия, Шлезия и Трансильвания. Кроме того, она обладала суверенным правом над немецкими княжествами, включая Саксонию, а значит, и Польшу. А со времен Средневековья к империи относились Швейцария, Швабия, Эльзас, Бургундия, Фландрия, Артуа, Франш-Конте, Испания, Нидерланды, Сардиния, Ломбардия, Тоскана, великое герцогство Сполето, Венеция и Неаполь, – или будут принадлежать ей в ближайшем будущем.
Миллионы миллионов подданных насчитывала Alma Urbe Caesarea,
[7]
а также дюжины дюжин различных культур и языков. Немцы, итальянцы, мадьяры, славяне, поляки, рутенийцы, швабские ремесленники и богемские кухарки, адъютанты и камердинеры с Балкан, бедные беженцы, спасавшиеся от турок, но в первую очередь толпы слуг из Моравии, напали на Вену, словно жужжащий рой пчел.
Для всех этих народов город, лежавший перед нашим взором, был столицей. Найдем ли мы здесь то, что обещал нам Атто Мелани?
Благодаря его займу, мы смогли доверить все наши жалкие сбережения обеим дочерям, которых мы предпочли оставить в Риме, под строгим присмотром наших добрых соседей-истрийцев, чтобы они и дальше продолжали заниматься своим ремеслом повитух. Со слезами на глазах, с обещаниями вернуться как можно скорее с долгожданным приданым, чтобы они могли наконец выйти замуж, мы в глубокой печали попрощались с ними.
Однако, если в Вене нам не улыбнется счастье, у нас не останется ни геллера и мы не сможем ни покинуть город, ни выжить в нем. Мы сможем только просить милостыню и ждать смерти лютой зимой. Вот что делает жестокая бедность: она заставляет смертных в крайней спешке нестись через полмира, затем втискивает их в безнадежные обстоятельства и связывает крылья. Короче говоря, мы совершили поистине прыжок в неизвестность.
Клоридия все-таки согласилась на путешествие.
– Все что угодно, только бы никогда больше не видеть твое лицо, испачканное сажей, – сказала она. Одна лишь мысль о том, что я наконец перестану заниматься ремеслом, которое так часто пугало и беспокоило ее, заставила ее принять предложение аббата Мелани.
Я невольно взглянул на свои руки: даже после многих дней без работы они по-прежнему были черны – между пальцами, в порах и под ногтями. Отличительный признак жалкого трубочиста.
Клоридия и ребенок натужно кашляли, вот уже много дней. Меня тоже мучили признаки болезни легких. Приступы лихорадки, начавшиеся на середине пути, все сильнее и сильнее ослабляли нас.
Карета переехала маленький мост, переброшенный через защитный вал, и въехала в город через Каринтийские ворота. Вдалеке я видел, как вспыхнули зеленым хвойные леса Каленберга. Дневное светило убирало кончики своих пальцев с холма и сердобольно коснулось ими моей жалкой личности: неожиданно на мое лицо опустился теплый луч солнца. Я улыбнулся Клоридии. Воздух был холодным, ясным и чистым. Мы прибыли в Вену.
* * *
Я невольно дотронулся до кармана своей тяжелой, новой, с иголочки, пелерины, приобретения на средства из займа аббата, где хранил все необходимые для путешествия документы. Из бумаг, которые нам передал римский нотариус, следовало, что нас примут по определенному адресу, куда мы должны направиться сразу же по прибытии. Название улицы сулило добро: Химмельпфортгассе.
[8]
Окруженная невероятной тишиной, которую приносит с собой снег, карета медленно ехала по Кернтнерштрассе, которая вела от одноименных ворот к центру города. Клоридия оглядывалась по сторонам с широко раскрытым от удивления ртом: меж роскошных, укутанных в аристократическое белое пальто домов и карет, выезжавших из переулков, беззаботно сновали толпы тепло одетых служанок, словно было воскресенье, а не середина рабочей недели.
Она с удовольствием расспросила бы кучера, но отказалась от этой мысли из-за языковых трудностей.
Я же смотрел только на башню собора Святого Стефана, который поднимался над крышами по правую руку от нас, все более и более величественный. Я полагал, что именно это и был священный шпиль, который османы обстреливали день за днем летом 1683 года, в то время как осажденные горожане храбро оказывали сопротивление, хотя им приходилось сражаться не только против вражеских снарядов, но и против голода и недостатка боеприпасов.
