— Они становятся в два раза тяжелее, что хорошо для меня, и в три раза вкуснее, что еще лучше для потребителя!
— Тоже благородно с твоей стороны, — сказал Аллан. По-прежнему без иронии.
Прекрасная подумала, что наверняка найдутся потребители, которым по медицинским показаниям ни в коем случае нельзя принять таким образом внутрь целый литр сахарного сиропа, но промолчала. Она не считала, что у нее или у остальных присутствующих за столом есть право судить о морали. К тому же арбуз оказался не менее божественным на вкус, чем только что съеденная курочка.
~~~
Комиссар Ёран Аронсон сидел в ресторане гостиницы «Royal Corner» в Векшё и жевал куриные кордон-блю. Курятина была не вестеръётландская и, соответственно, сухая и безвкусная. Но Аронсон размачивал ее доброй бутылкой вина.
Как раз теперь прокурор должен пошептать на ушко какому-нибудь репортеру, а завтра журналисты пустятся во все тяжкие. И конечно же, прав прокурор Ранелид — сразу же посыплются сообщения, где находится желтый автобус с помятым передом. В ожидании этого Аронсону можно и тут посидеть. А чем еще заняться? У него ведь ни семьи, ни близких друзей, ни даже нормального хобби. Когда эта странная погоня закончится, надо будет заняться ремонтом собственной жизни.
Комиссар Аронсон завершил вечер джином с тоником, за которым сидел и жалел себя и воображал, что будет, вытащи он служебное оружие и пристрели пианиста в баре. Но если бы он вместо этого остался трезвым и обдумал как следует то, что он фактически уже знал, то вся история наверняка приняла бы совсем другой оборот.
~~~
Тем же вечером в редакции газеты «Экспрессен» разгорелся небольшой лингвистический спор при утверждении «шапки» в завтрашний номер. Наконец директор отдела новостей решил, что если один мертвый — то можно говорить про убийство, двое мертвых — про двойное убийство, но трое мертвых — это все же никакое не массовое убийство, как бы того ни хотелось кое-кому тут в отделе.
Все равно «шапка» получится драйвовая:
Пропавший
СТОЛЕТНИЙ МУЖЧИНА
подозревается
В ТРОЙНОМ УБИЙСТВЕ
~~~
В Клоккарегорде вечерело, настроение у всех было превосходное. Забавные истории сменяли одна другую. Общий энтузиазм вызвал Буссе, когда вытащил Библию и обещал рассказать, как ему, помимо собственной воли, пришлось прочитать ее от корки до корки. Аллан изумился — должно быть, к Буссе применили какую-нибудь дьявольскую пытку? — но все оказалось несколько иначе. Никто ни к чему Буссе не принуждал, нет — им двигало лишь собственное любопытство.
— Я тоже любопытен. Но не до такой же степени! — покачал головой Аллан.
Юлиус поинтересовался, не мог бы Аллан перестать перебивать Буссе, чтобы всем наконец послушать историю, и Аллан ответил, что, пожалуй, он это смог бы. И Буссе продолжал.
Однажды, несколько месяцев назад, он разговорился с приятелем, работающим на мусоросортировочной станции около Шёвде. Оба познакомились в свое время на ипподроме Аксевалла, где встречались, чтобы поглядеть, как рухнут их мечты во время очередного заезда V75 в их городе. Знакомец уже знал, что совесть Буссе располагает некоторым пространством для маневра и что сам Буссе всегда интересовался новыми источниками доходов. Так вот, только что грузовик привез полтонны книг, которые следует сжечь, поскольку их отсортировали как горючий материал, а не как литературу. Знакомому Буссе стало интересно, что это за литература, он распорол упаковку — и в руке у него оказалась Библия (ожидания у знакомца были совершенно другие).
— Но не какая-нибудь дешевка, — сказал Буссе и пустил томик по кругу, — а миниатюрное издание в переплете из натуральной кожи, с золотым обрезом и всякими примочками… Вон посмотрите-ка: иллюстрации, цветные карты, указатель…
— Вот дьявольщина, — восхитилась Прекрасная.
— В данном случае не совсем, — поправил ее Буссе, — но мысль, в общем, понятна.
Знакомец восхитился тогда не меньше, чем теперь друзья, и, вместо того чтобы жечь такую роскошь, позвонил Буссе и предложил потихоньку забрать все это со свалки в обмен на… ну, скажем, тысчонку за беспокойство.
Буссе тут же кинулся туда и уже в середине дня сгрузил в свой сарай полтонны Библий. Но как он ни крутил и ни вертел эти книги, никаких дефектов в них найти не смог. В какой-то момент он почувствовал, что сойдет с ума от любопытства. Тогда он уселся вечером у камина в гостиной и приступил к чтению, от «В начале сотворил…» и далее. На всякий случай, для сверки, он держал под рукой собственную конфирмационную Библию. Наверняка ведь где-то закралась опечатка — зачем бы иначе было выбрасывать такую красоту и… святыню?
Буссе читал и читал, вечер за вечером, прочел весь Ветхий Завет и перешел к Новому, сверяясь с конфирмационной Библией, — но все еще нигде не нашел ни одной ошибки.
И вот наконец однажды вечером он приступил к последней главе и дошел до последней страницы и последнего стиха.
Вот оно! Это была непростительная и непостижимая опечатка, из-за которой владелец тиража решил его сжечь.
Тут Буссе раздал по экземпляру каждому из присутствовавших, и все сами открывали последний стих — и заходились от хохота.
Буссе удовлетворился тем, что нашел опечатку, он не стал выяснять, как и откуда она взялась. Его любопытство было удовлетворено, к тому же он впервые со школы прочел эту книгу и заодно даже слегка уверовал. Не до такой, конечно, степени, чтобы считаться с Божьим мнением насчет бизнеса в Клоккаргорде или допускать присутствие Господа в момент заполнения налоговой декларации, — но во всех остальных отношениях Буссе предал свою жизнь в руки Отца, Сына и Святого Духа. Поскольку вряд ли у кого-нибудь из всех троих есть претензии, что Буссе в выходные дни стоит на рыночных площадях в Южной Швеции и торгует Библиями с ерундовой опечаткой. («99 крон штука! Господи, да это же, считай, даром!»).
Но если Буссе решил бы все-таки выяснить, откуда взялась эта опечатка, и вопреки всем реалистическим предположениям сумел бы найти ответ на этот вопрос, то смог бы, вдобавок ко всему сказанному, поведать своим друзьям следующее.
Некий полиграфист с окраины Роттердама пережил духовный кризис. Несколько лет назад его завербовали Свидетели Иеговы, но потом выгнали, поскольку он обнаружил и слишком громко озвучил тот удивительный факт, что Свидетели предрекали пришествие Христа уже не менее четырнадцати раз, с 1799 по 1980 год, — и поразительным образом все четырнадцать раз ухитрились ошибиться.
Тогда этот полиграфист пошел к пятидесятникам; ему понравилось учение о Страшном суде, он одобрял идею насчет окончательной победы Господа над злом, второго пришествия Иисуса (поскольку почитатели Пятидесятницы к тому же не устанавливали точной даты этого события) и того, что большая часть персонажей из прошлого самого полиграфиста, включая его отца, будет гореть в аду.
