— Теперь нам, друг ты мой, в Северную Корею, — сказал Аллан. — А поскольку никаких машин поблизости нет, то прогуляемся пешком. Заодно и согреемся.
~~~
Кирилл Афанасьевич Мерецков был одним из наиболее искусных военачальников Красной Армии и наиболее отмеченных государственными наградами. В числе прочего он имел звание Героя Советского Союза и не меньше семи орденов Ленина.
Командуя Четвертой отдельной армией, он успешно отбивался от немцев под Ленинградом, и спустя девятьсот страшных дней блокада была прорвана. Неудивительно, что Мерецкову присвоили звание маршала Советского Союза вдобавок ко всем прочим званиям, орденам и медалям.
Когда Гитлера наконец оттеснили окончательно, Мерецков отправился на восток, девятьсот шестьдесят миль поездом. Предстояло, командуя Первым Дальневосточным фронтом, выгнать японцев из Маньчжурии. Ничего удивительного, что он справился и с этим.
И вот Вторая мировая окончилась, а сам Мерецков страшно устал. И поскольку в Москве его никто не ждал, он так и остался на Дальнем Востоке. И сидел теперь за столом главы Приморского военного округа. Стол был красивый. Из настоящего тикового дерева.
В конце зимы 1953 года пятидесятишестилетний Мерецков по-прежнему крепко сидел за своим столом. Оттуда он руководил советским невмешательством в Корейскую войну. И Мерецков, и товарищ Сталин считали стратегически важным, чтобы СССР пока не вступал в прямое столкновение с американцами. Бомба несомненно имелась у обеих сторон, но американцы начали раньше и успели больше. Всему свое время, теперь время избегать провокаций — что совсем не означает поражения в Корейской войне, наоборот, она будет выиграна, должна быть выиграна.
А пока что маршал Мерецков позволил себе немножко расслабиться. У него был, кстати, охотничий домик близ поселка Краскино, в паре часов езды на юг от Владивостока. Маршал старался заезжать туда при всяком удобном случае, особенно зимой. И всегда один. Ну, не считая адъютанта: маршалы ведь сами машину не водят — а то как бы это выглядело?
Маршал Мерецков и его адъютант уже целый час как ехали из Краскино по направлению к Владивостоку, когда на одном из поворотов петляющего вдоль берега шоссе увидели на севере черный столб дыма. Что там случилось? Что-то горит?
Расстояние было слишком велико, и доставать бинокль из багажника маршальской машины не имело смысла. Маршал Мерецков приказал только «полный вперед», добавив, чтобы минут через двадцать адъютант встал в подходящем месте, откуда все видно. Что там могло случиться? Но ведь точно же что-то горит…
Аллан с Гербертом уже прошли немалое расстояние вдоль шоссе, когда им навстречу показалась элегантная «победа» защитно-зеленого цвета. Беглецы спрятались за сугробом, пропуская машину. Но та вдруг замедлила ход и остановилась меньше чем через пятьдесят метров. Оттуда вышел, весь в орденах и медалях, офицер со своим адъютантом. Адъютант вытащил из багажника и протянул медалистому офицеру бинокль, после чего и медалистый, и адъютант отошли от машины в сторону, ища место, откуда лучше видно бухту, на другой стороне которой еще недавно стоял Владивосток.
Поэтому Аллану с Гербертом ничего не стоило подкрасться к машине и реквизировать пистолет офицера и автомат адъютанта, чтобы таким образом обратить внимание офицера и адъютанта, что оба имели несчастье угодить в неприятную ситуацию. Или, как выразился Аллан:
— Товарищи, будем вам крайне признательны, если вы любезно снимете с себя одежду.
Маршал Мерецков был возмущен. Так не поступают с маршалами Советского Союза даже лагерные зэки. Не думают ли товарищи в самом деле, что он — маршал Кирилл Афанасьевич Мерецков — явится во Владивосток пешком в одних кальсонах? Не совсем так, ответил Аллан, ведь Владивосток в настоящее время вот-вот догорит дотла, но в остальном они с другом Гербертом представляют это себе примерно таким образом. Товарищи могут, разумеется, получить взамен два бушлата, к тому же чем ближе они будут подходить к Владивостоку — или как теперь называются вон то облако черного дыма и развалины, — тем будет теплее.
После чего Аллан и Герберт переоделись в свежедобытую форму, а бушлаты и штаны сложили в кучку на земле. Аллан решил, что вести машину, пожалуй, спокойнее самому, так что маршалом пришлось стать Герберту. Он занял пассажирское место, Аллан в форме адъютанта сел за руль. На прощание Аллан заметил, что товарищ маршал совершенно напрасно так сердится — он, Аллан, не видит в этом никакого проку. К тому же скоро весна, а весна во Владивостоке… Нет, сердиться совершенно незачем. Аллан призвал товарища маршала мыслить позитивно, но добавил, что это, конечно, самому товарищу маршалу решать. Если ему так хочется шагать дальше в кальсонах и смотреть на вещи мрачно, то это его дело.
— Ну, бывай тогда, товарищ маршал. И ты тоже, товарищ адъютант, — сказал Аллан.
Маршал не ответил, он по-прежнему смотрел свирепым взглядом Аллану в спину, пока тот шел обратно к «победе». И вот уже Герберт с Алланом отправились на юг.
Следующая остановка — Северная Корея.
~~~
Переход границы между Советским Союзом и Северной Кореей осуществился быстро и без проблем. Сперва, вытянувшись в струнку, отсалютовали советские пограничники, а потом то же сделали корейские. Без единого слова были подняты шлагбаумы перед советским маршалом (Гербертом) и его адъютантом (Алланом). У более идейного из двоих северокорейских пограничников даже глаза увлажнились от мысли о том, на чье личное участие все это указывает. Корея и мечтать не могла о лучшем соседе, чем Союз Советских Социалистических Республик. Маршал наверняка направляется в Вонсан, чтобы убедиться, что техника и материалы из Владивостока прибывают исправно и используются по назначению.
Но пограничник ошибался. Этого маршала нимало не заботило благополучие Северной Кореи. Не факт даже, что он понимал, в какой стране находится. Он был всецело поглощен тем, что пытался разобраться, как в этой машине открывается бардачок.
Как Аллану удалось выведать у моряков, Корейская война застопорилась, а противники вернулись каждый на свою сторону тридцать восьмой параллели. Он рассказал об этом Герберту, который тут же вообразил, что единственное, что нужно теперь, чтобы попасть с севера на юг, — это хорошенько разбежаться и перепрыгнуть параллель (если только она не очень широкая). Само собой, был риск, что тебя застрелят в момент прыжка, а впрочем, это тоже не конец света.
Но оказалось, что уже тут, за много миль до разделительной линии, вокруг полыхает война. В воздухе барражировали американские самолеты, готовые, по-видимому, бомбить все, что попадется на глаза. Аллан понимал, что советская защитно-зеленая роскошная персональная «победа» наверняка представляет собой отличную мишень, и поэтому свернул с дороги, ведущей на юг (предварительно спросив разрешения у своего маршала), и направился в глубь страны, где дороги были поуже и можно быстрее и надежнее укрыться, когда над головой снова раздастся рокот.
Покуда Аллан продолжал вести машину в юго-западном направлении, Герберт развлекал его, перечисляя содержимое маршальского бумажника, обнаружившегося во внутреннем кармане кителя. Там внутри оказалось немереное количество рублей, а также сведения о том, как маршала зовут, и некоторая корреспонденция, позволяющая понять, чем именно он занимался во Владивостоке, пока город был еще цел и невредим.
