— Вампир, — невнятно ответил поэт. —
…Завлекает мужчин на свой «Летучий голландец» и веками пьет из них кровь… Она —
это будущее. Богиня с виду, а душа — как безжизненная пустыня… — Он уныло
забубнил: «Счастливей та, что рано умерла… Утрите ваши слезы… Розмарином…» Она
хотела оставить меня висящим в пустоте… А я не мог спрыгнуть с карусели, и у
меня не было обручального кольца… Но никому не дано потерять того, что потерял
я… «… И как велит обычай, унесите ее в наряде подвенечном в церковь…» Я думал,
она вернется ко мне, когда устанет от тебя.
Мур двинулся к нему, и Юнгер закрыл лицо ладонями.
— Для инженера будущее…
Мур ударил его киянкой по голове. Затем еще и еще раз. Потом
перестал считать — в ту минуту его память не удерживала числа больше трех.
Потом он вышел из комнаты с киянкой в руке и побежал по
коридорам мимо дверей, похожих на незрячие глаза, по ступенькам давно нехоженой
лестницы…
Выбегая из парадной Обители Сна, он услышал, как кто-то
зовет его по имени. Но не остановился, даже когда выбился из сил, лишь перешел
на шаг. Рука онемела, в боку кололо, легкие горели. Он взобрался на холм,
постоял на вершине и спустился по другому склону.
Улицы Бального Города — дорогостоящего курорта, опекаемого
Кругом были безлюдны, но окна светились, а за ними блестели елочные игрушки и
мишура. Откуда-то доносились пение и смех. Услышав их, Мур еще острее ощутил
одиночество. Ему казалось, что это не он сам, а его душа, покинувшая тело,
бредет по ночным улицам. «Наверное, это действует снотворное», — подумал
он.
Ноги заплетались, веки словно налились свинцом. Мур с трудом
преодолевал соблазн рухнуть в ближайший сугроб и уснуть. Заметив неподалеку
церковь, он свернул к ней. Людей внутри не оказалось, но в церкви все же было
теплей, чем на улице. Он приблизился к алтарю, на котором горело множество
свечей, и, прислонясь к спинке церковной скамьи, долго рассматривал икону,
изображающую сцену в хлеву: младенца, его мать и отца, ангелов и любопытный
скот. Потом из его горла вырвалось клокотание, и он запустил в икону киянкой.
Ругаясь и плача, он прошел шагов десять вдоль стены и сполз на пол, царапая
ногтями штукатурку.
Его нашли в ногах у распятого Христа.
По пробуждении Мур обнаружил, что со времен его молодости
судопроизводство значительно ускорилось. Этого требовали обстоятельства:
население Земли так выросло в числе, что судьям, рассматривай они каждое дело с
прежней тщательностью, пришлось бы трудиться круглые сутки.
Обвиняемый предстал перед судом в десять вечера, через два
часа после пробуждения. Слушание длилось менее четверти часа. От защиты Мур
отказался. Присяжные единогласно признали его виновным, и судья, не отрывая
глаз от стопки бумаг, лежащей перед ним на столе, вынес смертный приговор.
Мур покинул зал суда и вернулся в камеру, где его ждал
последний ужин. Впрочем, ел он или нет, он не запомнил. Процесс ошеломил его.
Перед этим у него побывал адвокат от Круга, выслушал его со скучающим видом и,
упомянув какое-то «символическое наказание», посоветовал отказаться от защиты и
признать за собой вину. Взяв с него расписку об отказе, адвокат ушел, и Мур до
самого суда не разговаривал ни с кем, кроме своих тюремщиков. И вот теперь его
осудили на смерть за расправу над убийцей его жены! Его разум отказывался
осознать справедливость этого приговора. И все же, машинально пережевывая пищу,
Мур не испытывал страха перед близкой гибелью. Он просто не мог в это поверить.
Через час его отвели в тесную камеру без окна, с
единственным глазком из толстого стекла в металлической двери. Он уселся на
скамью, и тюремщики в серой униформе вышли, заперев дверь.
Вскоре он услышал шипение и почуял незнакомый запах, а еще
через несколько секунд он катался по полу, заходясь от кашля. Мур кричал,
представляя Леоту, неподвижно лежащую в «бункере», а в мозгу у него звучал
глумливый голос Юнгера: «В больнице святого Иа-акова я детку свою отыскал.
Красивая, милая, сла-авная лежала на длинном столе…»
«Неужели он еще тогда замышлял убийство? — вяло подумал
Мур. — Не случайно он хотел, чтобы я остался с ним. Боялся, что лопнет
нарыв в подсознании…»
Мур понял, что никогда не узнает правды. Огонь из легких
пробрался в череп и принялся пожирать мозг.
Придя в сознание, он не шевелился, измотанный до предела. Он
лежал на койке под льняным покрывалом.
— …Пусть это послужит вам уроком, — звучал голос в
головных телефонах.
Мур открыл глаза. Судя по всему, он находился в клинике на
одном из этажей Обители Сна. Возле койки сидел Франц Эндрюс, адвокат,
посоветовавший ему не отпираться на суде.
Мур вяло помотал головой, стряхивая наушники.
— Как самочувствие? — спросил Эндрюс.
— Великолепное. Хотите предложить партию в теннис?
Адвокат улыбнулся одними глазами.
— Я вижу, символическая кара сняла бремя с вашей души.
— О! Эти слова объяснили мне все, — произнес Мур с
кривой улыбкой. Но все-таки, я не понимаю, зачем вообще нужна была какая-то
кара? Ведь этот рифмоплет убил мою жену.
— Он заплатит за это сполна, — пообещал Эндрюс.
Мур повернулся набок и вгляделся в невыразительное лицо
собеседника. Коротко остриженные волосы Эндрюса были тронуты сединой, умные
глаза смотрели не мигая.
— Что вы сказали? Нельзя ли повторить?
— Пожалуйста. За свое преступление Юнгер заплатит
сполна.
— Так он жив?
— Жив-здоров и находится в двух этажах над вами. Но для
казни он еще слабоват. Скоро он окончательно поправится, и тогда…
— Он жив! — повторил Мур. — Жив! Так за что
же меня наказали, черт бы вас побрал?!
— Как это — за что? Вы же убили человека! —
раздраженно ответил Эндрюс. — Тот факт, что врач успел его оживить, вовсе
не снимает с вас вины. Убийство совершено. Именно для таких случаев и
существует символическая кара. В следующий раз вы как следует подумаете, прежде
чем хвататься за молоток.
Мур попытался подняться. Не получилось.
— Ну-ну, не торопитесь. Вам надо провести в постели еще
несколько дней. Ведь вас только вчера оживили.
Мур хихикнул. Потом захохотал. Наконец, он всхлипнул и
умолк.
— Теперь вам легче?
— Легче, — прохрипел Мур. — Какая кара ждет
Юнгера?
— Газовая камера. То же, что перенесли вы, если будет
доказана его невменяемость в момент…
— Тоже символически? Или совсем?
— Разумеется, символически.
