– То, что вы услышали.
– Понятно, – сказал он, поправляя солнечные
очки. – Не мог бы ты рассказать нам, откуда тебе стало об этом известно?
– Подобные вещи очень быстро распространяются в
академических кругах, – заявил я. Мне показалось, что ничего лучшего я не
смогу предложить им в качестве ответа.
– Вполне возможно, – заметил Рагма, снова переходя
на свой инопланетный язык. – Их ученые сейчас занимаются переводом. Они
могли закончить эту работу и начать распространять ее среди университетов. Это
не по моей части, так что наверняка я ничего сказать не могу.
– Если кто-нибудь успел создать курс Галактического
Кодекса, то этот тип определенно его уже прослушал, – пробурчал
Чарв. – К сожалению.
– Тогда ты должен знать, – продолжал Чарв, опять
переходя на английский и обращаясь непосредственно ко мне, – что ваша
планета еще не успела подписать соглашение.
– Конечно, – ответил я. – Но меня, как вы
понимаете, беспокоят только ваши действия и их соответствие кодексу.
– Да, разумеется, – сказал он, со значением
посмотрев на Рагму.
Рагма подошел поближе, и в его немигающих глазах вомбата
промелькнуло нечто, похожее на ярость.
– Мистер Кассиди, разрешите мне сформулировать свою
мысль как можно проще. Мы представители закона – полицейские, если такой термин
вам больше по душе, – и нам нужно довести дело до конца. Мне очень жаль,
что мы не можем сообщить вам всех подробностей, тогда нам было бы гораздо легче
убедить вас. Так или иначе, ваше присутствие на Земле создаст немалые
затруднения, а ваше отсутствие, наоборот, все сильно упростит. Как мы уже говорили
ранее, если вы останетесь на своей родной планете, вам будет грозить некоторая
опасность. Учитывая вышесказанное, мне кажется очевидным, что все стороны
только выиграют, если вы согласитесь на небольшие каникулы.
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Тогда, может быть, – продолжал он, – я могу
апеллировать к вашему тщеславию, а также к вашей знаменитой любви к
приключениям, столь характерной для приматов. Такого рода путешествие, если вы
захотите совершить его по собственной инициативе, будет стоить целое состояние.
Не говоря уже о том, что еще ни один представитель вашей планеты никогда не
видел ничего подобного.
Надо признать, на этот раз он задел меня за живое. В любое
другое время я бы ни секунды не колебался. Но на этот раз я успел как следует
разобраться в своих чувствах. Вне всякого сомнения, в этой цепочке странных
случайностей чего-то не хватало – а я был весьма существенной частью этих
событий.
Впрочем, что-то случилось не только со всем миром. Нечто,
чего я не понимал, произошло (или происходило) со мной. Постепенно я убедил
себя: разобраться в событиях последнего времени и внести в них свои коррективы
я смогу только в том случае, если останусь дома и проведу свое собственное
расследование, поскольку сильно сомневался, что кто-нибудь сможет решить мои
проблемы лучше, чем я сам.
– Мне очень жаль, – повторил я.
Рагма вздохнул, отвернулся, выглянул в иллюминатор и
внимательно посмотрел на Землю. А потом заявил:
– Вы очень упрямая раса.
Когда я ничего не ответил, он добавил:
– Мы тоже. Нам придется вернуть тебя на Землю, если ты
на этом настаиваешь. Однако я найду способ добиться необходимых результатов без
твоей помощи.
– А это еще что значится – поинтересовался я.
– Если тебе повезет, – ответил он, – ты
останешься жив и пожалеешь о своем решении.
Глава 5
Продолжая висеть, напрягая и расслабляя мышцы, чтобы
компенсировать движение длинной веревки, на которой через равные промежутки
были завязаны узлы, я разглядывал монетку с повернутым влево профилем
Линкольна. Он выглядел точно так, как если бы я смотрел на него в зеркало, все
буквы оказались перевернутыми… Только вот монетка лежала у меня на ладони.
Рядом/подо мной, там, где я висел всего в нескольких футах
над полом, урчала машина Ренниуса: три черные, как непроглядная ночь, секции,
установленные в линию на круглой платформе, которая медленно вращалась против
часовой стрелки. На тех секциях, что стояли по краям, было что-то вроде ручек –
одна вертикальная, а другая горизонтальная, – по которым двигалась,
похоже, лента Мебиуса, примерно в метр шириной, одна ее часть проходила через
отверстие в закругленном, бороздчатом центральном приборе, который чем-то
напоминал широкую ладонь великана, собравшегося хорошенько почесаться.
Согнув колени и упираясь ступнями ног в один из узлов, я
начал медленно раскачиваться и через несколько мгновений оказался над уходящим
внутрь отверстием в центральной секции машины Ренниуса. Опустившись пониже, я
протянул руку и бросил пенни на ленту, покачнулся и вернулся в первоначальное
положение. Быстро вытянув руку, схватил пенни, как только монетка появилась на
ленте с другой стороны прибора.
Совсем не этого я ожидал. Совсем не этого.
После того как монетка прошла через машину в первый раз, она
подверглась зеркальному отображению. Так что я решил, что, если пропустить ее
снова, она вернется в свое нормальное состояние. Вместо этого я держал в руке
металлический диск, рисунок на котором был расположен правильно, зато не был
рельефным, а был выгравирован словно внутри монетки. Это относилось к обеим
сторонам диска, по ребру которого шли специальные углубления, как на ободе
колеса поезда.
Страньше и страньше
[5]
. Мне просто необходимо
проделать это еще раз, чтобы посмотреть, что произойдет. Я выпрямился,
посильнее сжал веревку коленями и начал корректировать свой качающийся маятник.
На мгновение я посмотрел вверх, туда, где в сумраке пряталась потолочная балка
с перекинутой через нее нитью, на которой я болтался, точно марионетка.
Основную балку, расположенную слишком близко к потолку, чтобы на нее можно было
сесть, я пересек в стиле африканского муравьеда – колени сомкнул наверху,
предоставив пальцам делать основную работу. На мне был темный свитер и брюки, а
на ногах замшевые башмаки на тонкой подошве. Через левое плечо я перекинул
моток веревки и полз до тех пор, пока не оказался в точке, находящейся
максимально близко к центру машины.
