На меня, однако, не произвела особого впечатления
геометрическая мораль этой истории, хотя она и была придумана довольно
мастерски. Я все время пытался понять, как могли вступить в совокупление две
симметричные, но не конгруэнтные собаки в двумерной плоскости. Единственная
процедура, которую я сумел придумать, представляла из себя нечто вроде canis
observa
[9]
– и вся эта картинка вращалась в моем двумерном
воображении. Позднее я использовал этот образ в качестве мандалы
[10]
во
время медитации, когда начал заниматься йогой. Теперь он вернулся ко мне в
залах сна, и я был окружен со всех сторон парами ужасно серьезных собак,
возбужденно свивающихся друг с другом. Они вращались совершенно бесшумно,
покусывая время от времени шею партнера. Потом подул ледяной ветер и собаки
исчезли, а я остался один, замерзший и испуганный.
Проснувшись, я обнаружил, что Вуф спер одеяла и спит на них
в углу возле печи для обжига глиняной посуды. Оскалившись, я направился к нему
и отнял одеяла. Этот сукин сын попытался сделать вид, что произошло
недоразумение, но я знал, что он просто прикидывается. Когда я посмотрел на
Вуфа через несколько минут, то увидел лишь его грустный хвост среди пыльных
глиняных горшков.
Глава 8
Они поджидали меня, чтобы что-то сказать или что-то сделать.
Но ни сказать, ни сделать ничего не могли. Мы умрем и все тут.
Я выглянул в окно на пляж туда, где море выбрасывало на
берег груды мусора, а потом затаскивало его обратно. Мне это напомнило о
последних сутках, проведенных в Австралии. Только тогда появился Рагма и указал
мне путь к спасению. В честных лабиринтах всегда есть выход. Но я не видел
дверей в песке и, сколько ни старался, никак не мог убедить себя в том, что
нахожусь в честном лабиринте.
– Ну, Фред? У тебя есть что-нибудь для нас? Или нам
продолжать? Теперь все зависит от тебя.
Я бросил взгляд на Мэри, привязанную к стулу. Я старался не
смотреть на ее испуганное лицо и глаза, но у меня ничего не вышло. Я вдруг
понял, что больше не слышу тяжелого дыхания Хала, словно он приготовился к
прыжку. Однако Джеми Баклер тоже это заметил и слегка повел дулом пистолета.
Хал не стал прыгать.
– Мистер Зимейстер, – сказал я, – если бы у
меня был камень, я бы повязал его красивой ленточкой с бантиком и вручил вам.
Если бы я знал, где он находится, я бы нашел его для вас или рассказал, как его
найти. Я не хочу смотреть, как будут умирать Мэри и Хал. И не хочу умирать сам.
Попросите меня о чем-нибудь другом, и вы это получите.
– А мне не надо ничего другого, – сказал Зимейстер
и взялся за плоскогубцы.
Если мы будем смиренно дожидаться своей очереди, то умрем –
после пыток. Даже если бы нам был известен ответ на вопрос, который их так
интересует, нас бы все равно убили. В любом случае…
Значит, мы не будем просто стоять и смотреть, а попытаемся
напасть на этих подонков – и тогда Мэри, Хал и я окажемся среди проигравших.
«Где бы вы ни были, кем бы вы ни были, – с отчаянием
подумал я, – если вы можете сделать что-нибудь, сделайте это сейчас!»
Зимейстер взял Мэри за запястье и с силой приподнял ее руку.
Когда он потянулся к ее пальцу плоскогубцами, Рождественский Призрак или кто-то
из его приятелей появился в комнате у него за спиной.
Выскочив из Джефферсон-холла и бормоча проклятья сквозь
сжатые зубы, я решил, что следующим типом, которому я врежу в глаз, будет
Теодор Надлер из государственного департамента. Однако, обходя вокруг фонтана и
направляясь в сторону студенческого Союза, я вспомнил про свое обещание
позвонить Халу. И решил сначала поговорить с ним, прежде чем воспользоваться
телефоном, который мне дал Вексрот.
Только сперва я выпил чашку кофе с пончиками. Именно сейчас,
после тринадцати лет, проведенных здесь, я понял, что для того чтобы сделать
пищу, которого они подают в Союзе, удобоваримой, потребовалось реверсировать в
ней каждую молекулу – или во мне. За столиком в углу я заметил Джинни, и все
мои благие намерения тут же улетучились. Я остановился и начал поворачиваться в
ее сторону. Тут кто-то сдвинулся в сторону, и я увидел, что она сидит с парнем,
которого я знаю. Я решил поговорить с ней в другой раз и вышел в вестибюль.
Однако все телефоны оказались занятыми, поэтому я начал расхаживать взад-вперед,
с чашкой кофе в руке. Шаг, еще шаг. Глоток, еще глоток.
У себя за спиной я услышал чей-то голос:
– Привет, Кассиди! Иди сюда, вот парень, о котором я
тебе рассказывал!
Повернувшись, я увидел Рика Лидди, который имел ответы на
все вопросы, кроме одного: что делать с дипломом, который он должен был
получить в июне. С ним рядом была его более высокая копия, одетая в фирменную
футболку Йельского университета.
– Фред, это мой брат Пол. Приехал навестить
меня, – сказал он.
– Привет, Пол.
Я поставил чашку кофе на выступ в стене и начал протягивать
ему левую руку. Вовремя опомнившись, я поменял ее на правую, чувствуя себя при
этом полным идиотом.
– Он у нас вроде Вечного Жида, – продолжал
рекламировать меня Рик, – или Дикого Охотника. Человек, который никогда не
закончит университет. Персонаж бесчисленных баллад и куплетов: Фред Кассиди –
Вечный Студент.
– Ты забыл упомянуть Летучего Голландца, – сказал
я. – Увы, перед тобой – доктор Кассиди, черт побери!
Рик начал смеяться.
– Это правда, что вы любите лазать по ночам? –
спросил Пол.
– Иногда, – ответил я, чувствуя, что между нами
уже почти разверзлась громадная пропасть. Проклятая овечья шкура начинает
взимать свою дань. – Да, это правда.
– Вот здорово! – воскликнул Пол. – В самом
деле здорово. Я всегда хотел познакомиться с настоящим Фредом Кассиди –
лазателем.
– Боюсь, что ваша мечта сбылась, – проворчал я.
Тут кто-то повесил трубку, и я бросился к телефону.
– Прошу меня извинить.
– Конечно. До встречи, Фред. О, пардон… док.
– Было приятно познакомиться.
